Ивлин Во - Тактические занятия

- Э, да здесь опасно.

В одном месте, между двух дверей, в чугунных перилах зиял провал и каменный край балкона ничем не был огражден. Джон озадаченно посмотрел на пролом, на пенящиеся внизу среди камней волны. Неправильный многогранник памяти неуверенно повернулся было и замер.

Он уже побывал здесь несколько недель назад - на галерее маяка в том быстро забывшемся фильме. Вот так же стоял и смотрел вниз. Так же кипели, накатывались на камни волны, разбивались фонтанами брызг и отступали. И тот же грохот, и тот же пролом в чугунной ограде, и пропасть под ногами.

Элизабет все что-то говорила там, в комнате, ветер и море заглушали ее голос. Джон вернулся в комнату, закрыл и запер балконную дверь. В наступившей тишине услышал:

- ...только на прошлой неделе взял со склада мебель. И попросил эту женщину, которая приходит из деревни, все как-нибудь расставить. А у нее, я вижу, довольно странные представления. Ты только погляди, куда она засунула...

- Как, ты сказала, называется этот дом?

- Форт Доброй Надежды.

- Хорошее название.

Вечером Джон пил виски своего тестя, курил трубку и строил планы. Прежде он был хороший тактик. Он мысленно не спеша оценивал обстановку. Цель: убийство.

Наконец они поднялись - пора было идти спать.

- Ты взяла с собой таблетки?

- Да, неначатую трубочку. Но сегодня они мне, конечно, не понадобятся.

- Мне тоже, - сказал Джон, - здесь замечательный воздух.

В последующие дни он обдумывал тактическую задачу. Она была очень проста. "План операции" у него уже есть. Он пользовался сейчас словами и формулами, к которым привык в армии. "...Возможные варианты действий противника... внезапность... закрепление успеха". "План операции" образцовый. С первых же дней Джон начал приводить его в исполнение.

Его уже знали в деревне, он постепенно завязывал знакомства. Элизабет друг хозяина дома, сам он - герой, только что вернулся из армии и все еще не освоился сызнова со штатской жизнью.

- Впервые за шесть лет отдыхаем с женой вместе, - сказал он в гольф-клубе, а в баре даже немного разоткровенничался: намекнул; что они подумывают наверстать упущенное и завести ребенка.

В другой раз вечером он заговорил о том, как трудно всем далась война гражданским приходилось еще трудней, чем военным. Взять, к примеру, его жену - перенесла все бомбежки, весь день на работе, а ночью бомбы. Ей бы надо было сразу уехать, одной, и надолго: у нее нервы расстроены - ничего серьезного, но" сказать по правые, его это порядком беспокоит. В Лондоне он раза два видел - жена встает во сне и ходит, как лунатик,

Оказалось, его собеседникам такие случаи известны - серьезно беспокоиться тут не о чем, просто надо присматривать, как бы это не переросло во что похуже. А у доктора она была?

Нет еще, отвечал Джон. Она ведь сама про это и не знает. Он ее не будил, просто укладывал в постель. Может, морской воздух пойдет ей на пользу. Да она уже вроде чувствует себя много лучше. Если, когда они вернутся домой, с ней опять начнется что-нибудь такое, у него есть на примете очень хороший специалист.

Гольф-клуб всячески ему сочувствовал. Джон спросил, есть ли тут поблизости хороший врач. Да, старик Маккензи доктор что надо, сказали ему, даром пропадает в деревне, отсталым его никак не назовешь. Читает самоновейшие книжки, психологию и всякое такое. Прямо понять нельзя, отчего Мак не стал каким-нибудь крупным специалистом, светилом.

- Пожалуй, надо сходить к этому Маку посоветоваться, - сказал Джон.

- Правильно. Лучше него вам никого не найти.

Отпуск у Элизабет был всего две недели. Когда до отъезда оставалось три дня, Джон отправился к доктору Маккензи. В комнате, которая скорее напоминала кабинет адвоката, а не врача - темной, прокуренной, с книжными полками по стенам, - его принял седой добродушный холостяк.

Сидя в старом кожаном кресле, Джон рассказал ему ту же историю, что в гольф-клубе, только на сей раз более тщательно подбирал слова. Доктор Маккензи выслушал не перебивая.

- Никогда в жизни не встречал ничего подобного, - закончил Джон.

Маккензи отозвался не сразу.

- Вам сильно досталось во время войны, мистер Верни? - спросил он, помолчав.

- Да вот изувечило колено. До сих пор дает о себе знать.

- И в госпитале намучились?

- Три месяца пролежал. Паршивое заведение в пригороде Рима.

- Такие увечья всегда сопровождаются нервным потрясением. Нередко потрясение остается, даже когда рана уже зажила.

- Да, но я не совсем понимаю...

- Дорогой мой мистер Верни, ваша жена просила ничего вам не говорить, но, по-моему, я должен сказать: она уже советовалась со мной по этому поводу.

- О том, что она ходит во сне, как лунатик? Но она же не может... - И тут Джон прикусил язык.

- Дорогой мой, я все понимаю. Она думала, что вы не знаете. За последнее время вы дважды бродили по ночам, и ей приходилось укладывать вас в постель. Ей все известно.

Джон не нашелся, что сказать.

- Мне не впервой выслушивать пациентов, которые рассказывают о своих симптомах, но говорят, что пришли посоветоваться о здоровье друга или родственника, - продолжал доктор Маккеязи. - Обычно это девушки, которым кажется, что они в положении. Интересная особенность вашего случая, пожалуй даже решающая особенность, именно в том, что и вам захотелось приписать свою болезнь кому-то другому. Я назвал вашей жене специалиста в Лондоне, который, я полагаю, сумеет вам помочь. А пока могу посоветовать вам побольше двигаться, вечером легкая пища...

Джон в ужасе заковылял к Форту Доброй Надежды. Безопасность оказалась необеспеченной, операцию следует отменить, инициатива утрачена... в голову лезли формулировки из учебника по тактике, но дело приняло такой неожиданный оборот, что Джона просто оглушило. Безмерный животный страх шевельнулся в нем и был поспешно придушен.

Когда он вернулся, Элизабет накрывала к ужину. Джон стоял на балконе, с горьким разочарованием глядя на пролом в балконной решетке. Вечер выдался совсем тихий. Был час прилива, и море неслышно колыхалось среди камней далеко внизу, вздымалось и вновь опадало. Джон постоял, посмотрел вниз, потом повернулся и вошел в комнату.

В бутылке оставалась последняя солидная порция виски. Джон налил стакан и залпом выпил. Элизабет внесла ужин, сели за стол. На душе у него понемногу становилось спокойнее. Ели они, как обычно, молча. Наконец он .спросил:

- Элизабет, почему ты сказала доктору, что я хожу во сне?

Она спокойно поставила тарелку, которую держала в руках, и с любопытством на него поглядела.

- Почему? - мягко сказала она. - Да потому, что я беспокоилась, разумеется. Я не думала, что ты это знаешь.

- Я в самом деле ходил?

- Ну да, несколько раз... и в Лондоне, и здесь. Я сначала думала, это неважно, а позавчера ночью застала тебя на балконе, около этой ужасной дыры. И уж тут испугалась. Но теперь все уладится. Доктор Маккензи назвал мне специалиста...