Чарльз Диккенс - Том 8. Барнеби Радж

— Вот как! — сказал Джо. — Значит, слава, по-вашему, пустяк?

— Что пустяк? — переспросил Лев.

— Слава.

— Да, мистер Уиллет, вы угадали: по-моему, она ничего не стоит. Приди она сюда и потребуй чего-нибудь выпить, я бы с нее за выпивку ничего не взял, даже если бы она хотела разменять гинею и заплатить. По-моему, сэр, добывать славу — не очень прибыльное занятие.

Выслушав это далеко не утешительное мнение, Джо вышел из буфета и, остановившись у дверей в соседнюю комнату, прислушался. Сержант расписывал своим собеседникам прелести военной службы: по его словам выходило, будто солдаты только и делают, что выпивают да в промежутках между попойками едят и волочатся за девушками, а война — самое расчудесное дело для тех, кто побеждает, англичане же всегда побеждают.

— Но ведь на войне могут и убить, сэр, — робко подал голос кто-то из угла.

— А если даже и убьют, так что? — возразил сержант. — Родина любит своих павших сынов, сэр. И его величество король Георг Третий тоже любит их. Память о вас будут хранить и чтить. Все будут вам благодарны. Ваше имя полностью впишут в книги военного министерства. Черт возьми, все равно двум смертям не бывать, а одной не миновать. Не так ли, джентльмены?

Задавший вопрос кашлянул и больше не вступал в разговор.

Джо вошел в комнату. С пол дюжины парней собрались здесь и жадно слушали сержанта. Один возчик в холщовой блузе, видимо, был уже склонен записаться, но еще колебался. Остальные, как водится, горячо уговаривали его решиться поскорее, хотя сами вовсе не собирались на военную службу. Они хором поддерживали доводы сержанта, а втихомолку подсмеивались над возчиком.

— Ничего больше я не скажу, ребята, — объявил сержант, сидевший со своей кружкой немного поодаль. — Храбрый человек, — тут он покосился на Джо, — и сам не захочет упустить такой случай. Не стану вас уговаривать — слава богу, вербовщикам короля в этом нет надобности. Молодая горячая кровь — вот что нам нужно, а не вода с молоком. Из шести охотников мы бракуем пять, берем только отборных молодцов. Я не собираюсь рассказывать вам сказки. Черт побери, если подсчитать, сколько в нашем корпусе служит знатных джентльменов, которые оказались в беде, немного не поладив с родителями…

Сержант опять посмотрел на Джо, да так доброжелательно, что Джо сделал ему знак выйти с ним за дверь. Сержант сразу же вышел.

— Вы джентльмен, ей-богу, — были первые его слова, и он хлопнул Джо по спине. — Переодетый джентльмен, как и я. Дадим друг другу клятву быть друзьями.

Клятвы Джо не дал, но пожал сержанту руку и поблагодарил за лестное мнение.

— Вы хотите служить королю, — сказал его новый друг. — И будете! Вы прямо-таки рождены для военной службы. Вы наш, вы солдат с головы до ног. Что вы будете пить?

— Пока ничего, — с легкой улыбкой ответил Джо. — Я еще не окончательно решил…

— Такой смельчак — и не может сразу решиться! — воскликнул сержант. — Ну, ну, позвольте мне позвонить в колокольчик. Я уверен, если сейчас позвоню хозяину, через полминуты дело будет кончено!

— В этом вы правы: если позовете здешнего хозяина, который меня хорошо знает, — не быть мне солдатом! Посмотрите на меня внимательно. Присмотрелись?

— Чего тут присматриваться! — отозвался сержант, чертыхнувшись предварительно. — Я и так вижу, что вы самый бравый парень из всех, каких я встречал, вполне подходящий для службы королю и отечеству.

— Спасибо, — сказал Джо. — Я не для того задал вопрос, чтобы напроситься на похвалы, но благодарю вас за них. Похож я на подлого труса или обманщика?

Сержант самым категорическим образом и в самых отборных выражениях опроверг это и заявил, что, если бы его родной отец посмел сказать про Джо такую ересь, он тут же проткнул бы старика шпагой и гордился бы своим поступком.

Снова поблагодарив сержанта, Джо продолжал:

— Следовательно, вы можете на меня положиться и верить тому, что я скажу. Скорее всего я сегодня же вечером запишусь к вам в полк. Но до вечера я не хочу ничего окончательно решать. Где я могу вас найти?

Новый друг Джо, после настойчивых, но тщетных уговоров сейчас же решить вопрос, с некоторым неудовольствием сказал, что он остановился в «Кривой Палке» на Тауэр-стрит [53], и там с ним можно встретиться сегодня до полуночи или завтра утром.

— А если я приду — миллион шансов против одного, что так и будет, — когда вы увезете меня из Лондона? — спросил Джо.

— Завтра утром, в половине девятого, — отвечал сержант. — Поедете за границу, в страну, где можно набрать уйму добычи, где все залито солнцем и лучший в мире климат.

— Уехать из Англии — это как раз то, чего мне хочется, — сказал Джо, пожимая ему руку. — Так что ждите меня.

— Вот таких нам и нужно! — Сержант в порыве восторга никак не хотел выпустить руку Джо. — Такой человек, как вы, быстро пробьет себе дорогу. Скажу вам не из зависти, не потому, что хочу умалить ваши будущие заслуги: если бы мне ваше образование и воспитание, я бы уже теперь был полковником.

— Полноте, — остановил его Джо. — Не так уж я глуп, чтобы на это рассчитывать. Чего не сделаешь, когда беда прижмет! А моя беда — пустой карман да домашние неприятности. Ну, пока до свиданья!

— За короля и Англию! — воскликнул сержант, взмахнув шапкой.

— За хлеб и мясо! — сказал Джо, щелкнув пальцами. И они разошлись в разные стороны.

Денег у Джо было очень мало, так мало, что, когда он уплатил за свой завтрак (он мог бы поесть на отцовский счет, но не позволяла честность да и гордость тоже), в кармане у него остался всего один пенни. И все же у него хватило мужества отказаться от назойливо предлагаемых услуг любезного сержанта, который подстерег его у дверей и с бесконечными уверениями в вечной дружбе умолял принять от него хотя бы один шиллинг в качестве временной ссуды. Отказавшись и от наличных денег и от кредита, Джо ушел, как пришел — с палкой и узелком за спиной, намереваясь как-нибудь скоротать последний день, а вечерком пойти к Варденам: ему было бы слишком тяжело уехать из Англии, не простившись с милой Долли.

Он вышел из города через Излингтон [54], прошел до Хайгета, по дороге много раз садился отдыхать на придорожных камнях или у чьих-либо ворот, но церковные колокола не звонили, приказывая ему вернуться. Прошли времена благородного Виттингтона, гордости английского купечества, и в наши дни церковные колокола принимают уже меньше бескорыстного участия в судьбе человека [55]. Звонят они только за деньги и в дни официальных торжеств. Из Англии уезжает теперь гораздо больше людей, корабли отплывают из портов Темзы в дальние страны, от кормы до носа набитые этим человеческим грузом, — а колокола молчат. Они ни о чем не молят, ни о чем но сожалеют — они привыкли ко всему и стали из церковных мирскими.