Петр Радченко - На заре

Григорий настороженно протянул:

— Англичане и французы?

— Да, — сказал Виктор. — Втихомолку готовили интервенцию.

Григорий вопросительно посмотрел на него и, сев на песок, прогнусавил:

— А я до сих пор так и не разберусь толком, из-за чего война с поляками. Кой грец [159] Грец — здесь — черт. — прим. Гриня виноват в этом?

У Виктора на смуглый лоб набежали глубокие морщины, лицо приняло задумчивое выражение. Он отодрал от карчи щепотку [160] Карча — коряга, суковатый пень, ветвистый обломок, целое дерево с кореньями, подмытое и снесенное водою. Щепотка — здесь — щепка. — прим. Гриня и, вычищая из-под ногтей грязь, сказал:

— Видишь ли… После Колчака и Деникина Советская власть в России начала укрепляться. Это было не по душе заграничной буржуазии, и она стала готовить против нас войну. Но их рабочие воспротивились этому, организовали демонстрации в нашу защиту. Тогда в январе этого года Англия, Франция и Италия заключили с нами мирный договор, однако натравили на нас ляхов. — Виктор вдруг прервал свой рассказ и, взглянув на Григория, спросил: — Ты разбираешься в географических картах?

— Откуда там, — махнул рукою тот и пожевал губами.

— Мы же с тобой вместе учились.

— И сколько я там учился, — пробормотал Григорий, — от рождества до колядки [161] Колядки (коледовки, колядные песни) — календарные обрядовые песни славян, исполняемые преимущественно в святочный период (от Рождества до Крещения), во время ритуальных обходов по домам (колядовании). — прим. Гриня . — Он помолчал, затем спросил: — А что с Врангелем?

— С ним скоро разделаются так же, как и с ляхами, — уверенно заявил Виктор.

— И ты веришь в это? — с досадой перебил его Григорий.

— Конечно! — воскликнул Виктор, укоризненно глядя ему в лицо. — Другого ничего не может быть.

Григорий недоверчиво скосил на него глаза и, поднявшись, медленно взошел по склону берега наверх, начал высматривать подводу, которая должна была прибыть за сомом.

Солнце склонилось к закату. Норкин положил мешок с зерном на телегу, выехал со двора.

У ветряка [162] Ветряк — ветряная мельница. — прим. Гриня привязал лошадь, поднялся по лестнице к жерновам. В ветряке сильно пахло горьковатой мучной пылью и плесенью. Договорившись со стариком-мирошником [163] Мирошник — мельник, работник на мельнице. — прим. Гриня о помоле зерна, Норкин спустился вниз. Мирошник тем временем потянул за рычаг, и ветряк нехотя заскрипел, камень загрохотал, а громадные крылья с натянутыми парусами медленно начали проплывать за открытым окном, гудя и высвистывая свою натужную, тягучую мелодию.

Норкин привязал мешок к подъемному канату и, положив охапку сена лошади, снова взбежал наверх. Мешок был уже на месте. Пшеницу засыпали в ковш, и вскоре из деревянного рукава поплыла горячая мягкая мука.

Старик вышел. Норкин сел у открытого окна, обращенного к востоку, и, слушая гулкое гроханье камня, глядел, как мимо него со скрежетом проносились ребристые крылья, хлопали парусами.

Снизу донеслись чьи-то легкие шаги. Норкин прислушался и скоро на лестнице увидел Галину Калиту. Девушка остановилась у короба, машинально взяла из гарнца [164] Гарнец — русская мера объема сыпучих тел, равная 1/8 четверика (3.28 л), деревянный или железный сосуд, имеющий такую емкость. — прим. Гриня муки и, пробуя ее, спросила, где мирошник.

— Сейчас придет, — ответил Норкин и, помолчав, спросил: — Молоть думаешь?

— Да, на завтра надо договориться, — ответила Галина, присаживаясь на брус.

Норкин устроился с нею рядом, заглянул в глаза.

— Ты чего такая грустная?

Галина оперлась подбородком на руки, поставленные локтями на колени, молчала. Ей было тяжело весь этот день, и как она ни скрывала от посторонних состояние своей души, ничего из этого не получалось. Все видели, что на сердце у нее лежал камень, давила тоска.

— Ну чего же ты нос повесила? — глядел Норкин ей в лицо.

— Да так, — промолвила Галина. — Тяжко мне.

— Я все знаю, — сказал Норкин, — мне рассказывали. Ты выходишь замуж за Гришку Молчуна.

Галина встала и отошла к окну. Норкин тоже поднялся, поправил мешок с мукой.

— И что у нас за народ? — наконец неодобрительно пробормотала Галина. — Уже все знают. А может быть, я за него не пойду.

— Так-то и не пойдешь, — принужденно усмехнулся Норкин. — У тебя не такой батя. Заставит.

У Галины на глазах показались слезы, и две крупные капли скатились по щекам. Норкину стало неловко. Он взял ее сзади за плечи, начал успокаивать.

— Если бы ты знал, Вася! — вырвалось из груди Галины. — Если бы ты знал.

— А ты прямо заяви отцу, что такой тебе в мужья не нужен, и баста, — посоветовал Норкин.

— Легко сказать, — всхлипывая и вытирая слезы, промолвила Галина. — Вот так бы и кинулась из этого окна.

— А ты за кого-нибудь другого выйди, самокруткой, — не то в шутку, не то всерьез сказал Норкин.

— За кого же это? — сквозь слезы улыбнулась Галина, глядя на него через плечо.

— Да хотя бы и за меня, — в таком же полушутливом тоне предложил ей Норкин. — Я тебя бы взял.

Галина отвернулась и, продолжая глядеть в окно, громко сказала:

— Нет! Я за тебя не пойду.

— Почему? — смутился Норкин. — Разве я плохой человек?

— У тебя плохая фамилия, — не задумываясь, ответила Галина. — Была бы я Норкина. Такое тебе!

— А Молчун — лучше?

— И то…

Внизу заржали лошади. Норкин выглянул в окно, но никого не увидел. В это время вся мука высыпалась из рукава, и ветряк был остановлен.

На нижнем этаже раздались поспешные шаги. Галина отошла к жернову. На лестнице вдруг показались Андрей Матяш и Данила Конотоп. Сердце у Норкина замерло. Он прижался спиной к окну и схватился за подоконник. Данила прицелился в него из нагана.

— Ой боже мой! — закричала Галина и, закрыв лицо руками, забилась в угол.

Андрей отвел руку Данилы, злобно бросил девушке:

— Перестань! А то и тебя прикокаем. — Обратясь к Норкину, он сквозь зубы процедил: — Ну, большевик, нажился на свете? Мы тебя стрелять не будем, а выбросим в окно — и шабаш. Бери его, Данилка.

Норкин, не долго думая, стремглав прянул в окно и, хватаясь за поперечные брусья крыла, на которых был прикреплен парус, как по лестнице, быстро спустился на землю. Андрей и Данила высунулись в окно, но стрелять не посмели, так как боялись вызвать к ветряку чоновцев.

— Ушел! — проскрежетал Андрей зубами. — Ушел большевик!

Он кинулся на лестницу. За ним пустился и Данила. Сев на коней, они перемахнули мостик и скрылись в лесу.

В субботу спозаранку в доме Молчуна начали готовиться к свадьбе. В летней кухне суетились женщины, варили и жарили всякую снедь, без умолку болтали, пустословили, смеялись…