Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Книга 2

— Не обольщайся, — ответил Киннен. — Страна? Если рухнули все устои, я думаю, док прав, от них и следа не осталось, если нет правил игры, вопрос лишь в том, кто кого ограбит. У меня больше голосов, чем у вас, рабочих всегда больше, чем работодателей, не забывайте об этом, ребята!

— Интересная позиция, — высокомерно произнес Таггарт, — по отношению к мерам, направленным, в конце концов, не на личную выгоду рабочих или работодателей, а на процветание всего общества.

— Ладно, — дружелюбно согласился Киннен, — давайте говорить по-вашему. Что такое общество? Если взглянуть с точки зрения качества, то это точно не ты, Джим, и не Орен Бойл. Если же исходить из количества, то это я, потому что за моей спиной массы. — Его улыбка исчезла, и он с внезапной горькой усталой усмешкой добавил: — Не хочу сказать, что работаю на благо общества, поскольку знаю, что это не так. Я знаю, что загоняю бедных тварей в рабство, вот так-то. И они знают, что это так. Но они знают, что я буду подкармливать их время от времени, если не хочу слететь со своего местечка, в то время как с вами у них нет никаких шансов. Они предпочтут, чтобы кнут был в моих руках, а не в ваших, потому что вы слюнявые, слезливые, сладкоречивые выродки, пекущиеся об общественном благосостоянии! Уж не возомнили ли вы, будто, кроме ваших педиков из колледжей, вам поверит хоть один-единственный сельский дурачок? Я вымогатель и знаю это, и мои люди знают; но они знают, что я делюсь наживой. Не по доброте душевной. И не даю ни цента сверх необходимого. Они могут рассчитывать по крайней мере на это. Конечно, временами меня от этого с души воротит, как сейчас, но этот мир создан не мною, а вами. Поэтому я играю по вашим правилам и буду играть, пока идет игра, хотя это будет продолжаться недолго! — Он поднялся. Все молчали. Он медленно обвел взглядом присутствующих, остановившись на Висли Мауче, и как бы невзначай спросил: — Я руковожу советом, Висли?

— Набор конкретных сотрудников совета является техническим вопросом, — любезно заметил Мауч. — Полагаю, мы обсудим это позже — ты и я.

Каждому было понятно, что он ответил: «Да».

— Годится, браток, — сказал Киннен.

Он вернулся к окну, сел на подоконник и закурил сигарету.

Остальные почему-то посмотрели на доктора Ферриса, словно ждали от него совета.

— Пусть вас не смущает риторика, — спокойно сказал доктор Феррис. Мистер Киннен — великолепный оратор, но у него отсутствует чувство действительности. Он не умеет мыслить диалектически.

Последовало молчание, затем Джеймс Таггарт неожиданно громко сказал:

— Мне все равно. Это ничего не значит. Ему придется оставить все в покое. Все останется как есть. Как есть. Никто не сможет что-либо изменить. За исключением… — Он резко повернулся к Висли Маучу: — Висли, в соответствии с пунктом четвертым надо закрыть все исследовательские институты, экспериментальные лаборатории, научные фонды и тому подобные учреждения. Они должны быть запрещены.

— Правильно, — сказал Мауч. — Я не подумал об этом. Надо вставить в текст пару строк об этом. — Он взял карандаш и сделал несколько пометок на полях проекта.

— Это положит конец расточительной конкуренции, — сказал Таггарт. — Мы остановим борьбу за неиспытанное и неизвестное. Не придется волноваться из-за нововведений, подрывающих рынок. Не надо будет тратить огромные деньги на бесполезные эксперименты, цель которых — не отставать от чрезмерно амбициозных конкурентов.

— Да, — согласился Орен Бойл. — Нельзя позволить тратить деньги на новый товар, пока не будет в избытке старого. Закроем эти чертовы исследовательские лаборатории — чем раньше, тем лучше.

— Правильно, — одобрил Висли Мауч. — Они будут закрыты. Все до одной.

— И Государственный институт естественных наук? спросил Фред Киннен.

— Нет! — воскликнул Мауч. — Это — другое. Это правительственная организация. Кроме того, некоммерческая. И его деятельности будет достаточно для развития науки.

— Вполне достаточно, — согласился доктор Феррис.

— А что будет с инженерами, профессорами и прочими, когда вы закроете лаборатории? — спросил Фред Киннен. — Как они станут зарабатывать на жизнь в условиях, когда все остальные предприятия и рабочие места уже закреплены за другими?

Висли Мауч почесал затылок и повернулся к мистеру Уэзерби:

— Переведем их на пособие, Клем?

— Нет, — ответил мистер Уэзерби, — чего ради? Их не так много, чтобы поднять шум. Недостаточно, чтобы с ними считаться.

— Полагаю, — Мауч повернулся к доктору Феррису, — вы могли бы взять некоторых к себе, Флойд?

— Некоторых, — медленно ответил доктор Феррис, словно наслаждаясь каждым слогом, — тех, кто докажет способность к сотрудничеству.

— А что с остальными? — спросил Фред Киннен.

— Им придется подождать, пока Стабилизационный совет не найдет им применения, — предположил Висли Мауч.

— Что они будут есть до тех пор? Мауч пожал плечами:

— В условиях чрезвычайного положения без жертв не обойтись, ничего не поделаешь.

— Мы имеем право так поступить! — неожиданно выкрикнул Таггарт, словно борясь с царившим в комнате спокойствием. — Так надо, правда ведь?

Ответа не последовало.

— Мы имеем право защищать свои жизненные интересы.

Никто не возражал, но он продолжал говорить настойчивым, умоляющим, пронзительным голосом:

— Впервые за многие столетия нам гарантируется спокойствие. Каждый будет знать свое место, а также место соседа. Мы не будем зависеть от первого встречного чудака с новой идеей. Никто не вытеснит нас из бизнеса, не отнимет у нас рынки, не продаст нас, не разорит. Никто не явится со своим изобретением, вынуждая нас делать выбор — либо остаться без штанов, купив его идею, либо остаться без них же, когда его изобретение купим не мы, а кто-то другой! Не надо будет принимать решений. Никому не будет позволено что бы то ни было решать. Решение будет принято раз и навсегда. — Взгляд Таггарта вопрошающе блуждал по лицам присутствующих. — Уже достаточно изобретено — достаточно для удобства каждого. Так почему разрешено изобретать и дальше? Почему мы позволяем им выбивать почву у нас из-под ног, едва мы сделаем несколько шагов? Почему мы работаем не покладая рук, пребывая в такой неопределенности? Только потому, что еще остались неуемные и честолюбивые искатели приключений? Неужели мы должны пожертвовать спокойствием человечества ради нескольких отщепенцев? Они нам не нужны. Совсем не нужны. Как бы мне хотелось покончить с героями! Герои? Они ничего, кроме вреда, не принесли. Они беспощадно гнали человечество вперед, не давая ему передышки. Человечество стремилось догнать их… всегда, бесконечно… И едва мы их догоняли, как они уходили на годы вперед… Они не оставляют нам шансов… Они никогда не оставляли нам шансов… — Глаза Таггарта беспокойно блуждали, иногда он смотрел в окно и тут же поспешно отводил взгляд: ему не хотелось видеть белый обелиск вдали. — Мы с ними покончили. Мы победили. Пришло наше время. Мир — наш. Мы обрели покой — впервые за многие века, впервые с начала промышленной революции!