Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки

— Хэлло! Хэлло! — приветствовал он меня. — Не было удачи? Ничего не вышло? Где же куду?

— Фыркнул разок и удрал, — ответил я. — Добрый день, дорогая!

Жена улыбнулась. Она все время тревожилась за меня. Она и Джексон, которого мы называли «Старик», с рассвета напряженно прислушивались, ожидая моего выстрела. Прислушивались даже после того, как приехал гость; прислушивались, когда писали письма, когда читали, и все время, пока Кандиский болтал.

— И вы его не убили?

— Нет. Он больше не показывался.

Я заметил, что Старик тоже встревожен и мрачен. Видно, гость был не из молчаливых.

— Выпейте пива, полковник, — обратился он ко мне.

— Мы спугнули одного, — продолжал я. — Стрелять было нельзя. Там уйма следов. Но мы ждали напрасно. Ветер мешал. Спросите у проводников, если не верите.

— Я уже говорил полковнику Филипсу, — вмешался Кандиский, приподняв со стула свой обтянутый кожаными штанами зад и закидывая одну голую волосатую ногу на другую, — нельзя вам здесь задерживаться! Поймите, надвигаются дожди. Когда они начнутся, местность станет непроходимой на двенадцать миль вокруг. Это безумие.

— Да, он говорил это, — подтвердил Старик. — Кстати, — это относилось к Кандискому, — называйте меня просто мистер Филипс. Военные звания у нас в ходу вместо прозвищ. Если вы сами полковник, не обижайтесь на нас. — Затем Старик повернулся ко мне. — Плюньте на солонцы. Перестаньте туда ездить, и вы добудете куду в два счета.

— Конечно, эти солонцы — одна морока, — согласился я. — Все кажется, что вот-вот подвернется удобный случай.

— Попытайте счастья на холмах.

— Ладно, попробую.

— В конце концов, на что вам убивать куду? — спросил Кандиский. — Не принимайте этого так близко к сердцу. Велика важность! За год можно настрелять штук двадцать.

— Об этом, пожалуй, лучше не заикаться в охотничьей инспекции, — заметил Старик.

— Вы меня не поняли, — возразил Кандиский. — Я говорю только, что это возможно . Но, разумеется, никто не захочет сделать такое.

— Да, конечно, — согласился Старик. — В стране куду это нетрудно: чаще всего здесь встречаются крупные антилопы именно этой породы. Но когда они нужны, их нет.

— А я вот не признаю охоты, — сказал Кандиский. — Почему бы вам не поинтересоваться лучше туземцами?

— Мы ими интересуемся, — заверила его моя жена.

— Право же, они прелюбопытный народ! Вот послушайте… — И Кандиский начал что-то ей рассказывать.

— Знаете, в чем беда? Когда я охочусь на холмах, меня мучает мысль, что эти твари внизу, на солонце, — сказал я Старику. — Самки сейчас в холмах, но самцы вряд ли с ними. Приходишь на солонец вечером и видишь следы! Они были на этом треклятом месте! По-моему, они ходят туда во всякое время дня.

— Возможно.

— Я уверен, что там попадаются все новые самцы. Вероятно, они приходят на солонец раз в несколько дней. Некоторые, безусловно, уже пуганые: ведь Карл убил одного. Если бы он хоть уложил его с первого выстрела, а не гонялся за ним по всей округе! Бог мой, хоть бы раз он уложил зверя с первого выстрела! Ну, да ничего, придут другие куду. Остается только ждать: не могли же все они пронюхать о нас. А все-таки Карл здорово испортил нам охоту здесь.

— Он всегда так волнуется, — заметил Старик. — Но он славный малый. Помните, как ловко он уложил леопарда? Лучшего выстрела и желать нельзя. Подождем, пусть антилопы успокоятся.

— Правильно. Я на него и не сержусь.

— А не засесть ли вам у солонца на весь день?

— Ветер, черт бы его побрал, начал кружить и разнес наш запах во все стороны. Что толку теперь там сидеть? Разве что наступит затишье. Сегодня Абдулла захватил ведро золы.

— Да, я видел.

— Подобрались мы к солонцу, там ни ветерка, и уже совсем рассвело — можно было стрелять. Абдулла все время подбрасывал золу, проверял, нет ли ветра. Я велел туземцам остановиться и вдвоем с Абдуллой двинулся вперед. Мы шли очень тихо. На мне были башмаки на войлочной подошве, а почва там черная и рыхлая. Но все-таки мы спугнули этого проклятущего куду уже в пятидесяти шагах.

— А уши у куду вам ни разу не удалось разглядеть?

— Уши? Если бы мне удалось разглядеть уши какой-нибудь из этих подлых тварей, она была бы уже освежевана.

— Да, подлые твари! — согласился Старик. — Не по вкусу мне охота на солонцах. Куду вовсе не так уж хитры, как нам кажется. Но вы охотитесь на них там, где они всегда настороже: ведь их стреляют на солонцах, с тех пор как эти солонцы существуют.

— Это мне и любо, — ответил я. — Я готов охотиться здесь хоть целый месяц. Что может быть лучше засады? Не надо бегать, потеть. Сидишь себе, ловишь мух да скармливаешь их муравьиным львам. Благодать! Только вот время…

— В том-то и беда. Времени мало.

— Так вот, — говорил между тем Кандиский моей жене, — вы непременно должны посмотреть эти большие «нгомы», пляски на празднествах туземцев. Это самые настоящие национальные танцы.

— Послушайте, — сказал я Старику. — Второй солонец, где я был вчера вечером, — самый надежный, только уж очень близко от этой вонючей дороги…

— Если верить следопытам, туда ходят одни мелкие куду. И потом — это слишком далеко. Восемьдесят миль в оба конца.

— Знаю. Но ведь мы видели там следы четырех крупных самцов. Уверяю вас, если бы не вчерашний грузовик… А не засесть ли мне там сегодня с вечера? Просижу всю ночь и утро, а потом плюну на этот солонец. Там побывал еще и огромный носорог. Во всяком случае, следы мы видели огромные.

— Ну что ж, — согласился Старик. — Может, заодно убьете и носорога. — Старик ненавидел всякое бессмысленное убийство — и убийство, совершаемое между прочим, ради эффекта, и убийство ради убийства, — мирясь с ним лишь тогда, когда страсть охотника сильнее отвращения к смерти или охотник этот стремится завоевать пальму первенства. И я видел, что он предлагает мне убить носорога только для того, чтобы сделать мне приятное.

— Я не стану убивать его, разве что он окажется очень уж хорош, — пообещал я.

— Ладно, убейте шельмеца, — расщедрился Старик.

— Эх, Старик…

— Да, убейте его. Вам доставит удовольствие расправиться с ним в одиночку. Рог вы сможете продать, если он вам не нужен. У вас ведь лицензия еще на одного носорога.

— Ну что? — вмешался Кандиский. — Разработали план кампании? Сговорились, как перехитрить бедных зверей?

— Да, — сказал я. — А как ваш грузовик?

— Грузовик отслужил свое, — ответил австриец. — И знаете, я даже рад этому. Слишком многое с ним связано. Грузовик — это все, что осталось от моей «шамбы». Теперь у меня ничего нет, и жить стало куда проще.

— Что значит «шамба»? — спросила моя жена. — Уж сколько времени слышу это слово. Но я почему-то стесняюсь спрашивать, что означают всякие местные слова.