Франц Кафка - Замок

И К. то ли в утешение, то ли в надежде заручиться расположением трактирщика слегка похлопал его по щеке. Только теперь тот наконец робко улыбнулся. Он и вправду был как мальчишка — лицо мягкое, округлое, почти безбородое. И как его угораздило обзавестись столь необъятной и отнюдь не молодой супругой, которая сейчас — в окошке раздачи ее хорошо было видно, — широко расставив локти, деловито хозяйничала на кухне у плиты. Но К. не стал больше донимать трактирщика расспросами, не стал прогонять с его лица эту улыбку, с таким трудом отвоеванную, а только взмахом руки велел отворить перед собой дверь и вышел навстречу ясному зимнему утру.

Теперь наконец в прозрачном морозном воздухе он узрел наверху Замок во всей четкости его очертаний, оттененных к тому же, словно контуром, тонким слоем повторяющего все формы снега, что без конца и края укрыл округу своей пушистой пеленой. Кстати, там, на горе, снега, казалось, гораздо меньше, чем здесь, в деревне, где К. пробирался по сугробам с тем же трудом, что и вчера по проселку. Здесь снег подпирал подоконники приземистых домишек и тяжелой бахромой нависал навстречу с низких крыш, тогда как там, на горе, все свободно и легко устремлялось ввысь — по крайней мере, отсюда, снизу, так казалось.

В целом же Замок, каким он вырисовывался сейчас из своей дали, вполне соответствовал тому, что К. ожидал увидеть. Не старинная, рыцарских времен крепость и не красиво поставленный особняк, а распластавшаяся в длину постройка из нескольких двухэтажных зданий и множества лепившихся друг к дружке строений поменьше и пониже; все вместе, если не знать, что это и есть Замок, вполне можно принять за небольшой городишко. Башня виднелась только одна, и к чему она относится — к церкви или к жилому дому, — понять было невозможно. Стаи ворон кружились над ней.

Не сводя с Замка глаз, К. двинулся вперед, казалось, ни до чего больше ему нет дела Но по мере приближения Замок его разочаровывал, это, действительно, оказался довольно жалкий городишко, кое-как слепленный из неказистых, деревенского вида домов, разве что построено все вроде как из камня, но штукатурка давно облупилась, да и камень, судя по всему, тоже пошел трещинами и крошился. К. невольно вспомнился родной город, уж он-то, пожалуй, нисколько этому так называемому Замку не уступит, и если бы К. только из праздного любопытства, для осмотра достопримечательностей сюда приехал, то жалко было бы времени и сил, зря потраченных на столь дальнее странствие, куда разумней было бы съездить снова на родину, где он так давно не бывал. И он мысленно сравнил церковную башню у себя на родине с башней там, наверху. Та, что на родине, сужающаяся кверху, устремленная ввысь прямо и без колебаний, увенчанная солидной кровлей из красной черепицы, была сооружением хоть и вполне земным — а разве посильно нам сооружать что-то иное? — но созданным с более возвышенной целью, нежели убогая толчея домишек внизу, и с более торжественным смыслом, нежели тусклая череда невразумительных буден. А вот здешняя же башня — единственная, какую он на горе разглядел, башня жилого дома, как теперь все очевидней казалось, быть может, башня главного корпуса замка, — напоминала скорее неказистую кадушку, кое-где из милосердия прикрытую плющом, с маленькими оконцами, что подслеповато таращились сейчас на солнце, придавая всему строению налет тихого безумия, и увенчивалась чем-то вроде навершия, зубцы которого, разные, неровные, вкривь и вкось, словно наспех нарисованные рукой перепуганного или поленившегося ребенка, нелепо вгрызались в голубизну неба. Всем своим видом башня напоминала горемычного приживала, которому место в самой дальней и темной каморке дома, а он вдруг проломил крышу и зачем-то выставился всему свету на обозрение.

К. вновь остановился, словно стоя у него будет больше сил уразуметь увиденное. Но его отвлекли. За деревенской церковью, возле которой он стоял, — по сути, это была часовня с более поздней, наподобие сарая, пристройкой, чтобы все прихожане могли поместиться, — оказалась школа. Длинное низкое здание, странным образом сочетавшее в себе приметы глубокой старины и времянки, укрылось за решеткой забора в саду, который сейчас походил просто на заснеженную поляну. Из школы как раз высыпали дети во главе с учителем. Обступив учителя тесной гурьбой и не спуская с него глаз, дети без умолку и наперебой галдели, да так быстро и все скопом, что К. не мог разобрать ни слова. Учитель, тщедушный, узкоплечий молодой человек, — при этом очень прямой и подтянутый почти до смешного, но только почти, — заприметил К. еще издали; впрочем, вокруг, если не считать самого учителя и ребят, никого больше и не было. Как и положено приезжему, особенно при виде хоть и маленького, но столь начальственного человечка, К. поздоровался первым.

— Добрый день, господин учитель, — сказал он.

Дети, как по команде, разом смолкли, и эта внезапная тишина в ожидании его ответа, видимо, настроила учителя на благодушный лад.

— Что, Замок разглядываете? — спросил он мягче, чем К. ожидал, однако тоном, в котором явственно слышалось неодобрение.

— Да, — ответил К. — Я нездешний, только со вчерашнего вечера в ваших местах.

— И Замок вам не нравится? — неожиданно спросил учитель.

— Что-что? — переспросил слегка обескураженный К. и повторил вопрос учителя, но в более учтивой форме: — Нравится ли мне Замок? А почему вы считаете, что он мне не нравится?

— Он никому из приезжих не нравится, — изрек учитель.

К, чтобы не сказать чего-нибудь невпопад, на всякий случай решил перевести разговор на другое:

— Вы, конечно, знаете графа?

— Нет, — отрезал учитель и сразу попытался отвернуться, но К., не позволяя ему этого сделать, повторил свой вопрос:

— Как? Вы графа не знаете?

— Да откуда мне его знать? — тихо ответил учитель и вдруг, уже громко, добавил по-французски: — Хоть в присутствии невинных детей поостереглись бы!

К. посчитал, что это замечание дает ему право на следующий вопрос:

— Нельзя ли как-нибудь зайти к вам, господин учитель? Я приехал надолго и чувствую себя довольно неприкаянно, я ведь и крестьянам чужой, и к Замку вроде бы тоже отношения не имею.

— Между крестьянами и Замком различия нет, — заметил учитель.

— Может быть, — согласился К., — но мне от этого не легче. Так можно как-нибудь к вам зайти?

— Я живу в Лебяжьем переулке, в доме мясника. И хотя это было скорее сообщение адреса, чем приглашение в гости, К. сказал:

— Хорошо, так я приду.

Учитель кивнул и с ватагой детворы, тотчас снова загалдевшей, двинулся дальше. Вскоре все они скрылись за горбом круто завалившегося вниз пригорка.

К., однако, был расстроен, разговор его раздосадовал. Впервые после приезда он вдруг почувствовал, что по-настоящему устал. Поначалу-то казалось, что дальняя дорога ничуть его не утомила, — шаг за шагом, спокойно и уверенно шел он сквозь череду дней, — зато теперь последствия непомерного напряжения начали сказываться, и, конечно, в самое неподходящее время. Его неудержимо влекло искать новых встреч и знакомств, но всякое новое знакомство усугубляло усталость. [ и тем не менее его неодолимо влекло на поиски все новых и новых знакомств. Было ясно: даже несколько дней, проведенных здесь без пользы, навсегда отнимут у него силы для решающего поступка. И все равно — спешить никак нельзя, ] [2]Так что если он, в нынешнем своем состоянии, сумеет заставить себя продлить прогулку хотя бы до входа в Замок, этого будет вполне достаточно.