Уильям Моэм - Вилла на холме

Вопрос для Мэри был настолько труден, что она предпочла ничего не отвечать и выждать, что же Эдгар скажет дальше.

— Я всегда заботился о том, чтобы быть в форме. Совершенно не ощущаю своего возраста. Но хуже всего то, что время совсем не накладывает на вас свой отпечаток, если не считать того, что вы становитесь все краше.

Она улыбнулась.

— Неужели вы нервничаете, Эдгар? Или мне почудилось? Вот уж чего я совсем от вас не ожидала. Всегда считала вас просто-таки железным человеком.

— Маленькое вы чудовище, вот вы кто! Впрочем, вы совершенно правы, мне трудно держать себя в руках. Что же касается железа, из которого я, по-вашему, сделан, никто лучше вас не знает, что в ваших руках оно всегда было мягким как воск.

— Надо понимать, вы делаете мне предложение?

— Именно. Вы удивлены или, может быть, шокированы?

— Ну, разумеется, не шокирована. Знаете, Эдгар, я к вам очень привязана. По-моему, вы самый удивительный человек из всех, с кем я когда-либо была знакома. Ужасно горжусь тем, что вы хотите на мне жениться.

— Так вы за меня пойдете?

В мыслях молодой женщины мелькнуло предвидение будущего. Эдгар, конечно, человек многообещающий. Стать женой губернатора Бенгалии! От этого просто-таки захватывает дух. Как приятно быть высокопоставленной дамой, у которой десятки человек на побегушках!

— Вы сказали, вас не будет два-три дня?

— Самое большее, три. Сифэйру потом надо будет вернуться в Лондон.

— Подождете ответа до вашего приезда?

— Конечно. В создавшейся ситуации это, на мой взгляд, весьма разумно. Уверен, что лучше будет, если вы прислушаетесь к голосу вашей души. На мой взгляд, если б вы твердо были уверены, что откажете мне, то вам не над чем было бы думать.

— Вы правы, — усмехнулась молодая женщина.

— Тогда оставим все, как есть. Боюсь, сейчас мне придется вас покинуть, иначе я опоздаю на поезд.

Мэри проводила Эдгара к дожидавшемуся его такси.

— Кстати, вы предупредили княгиню, что не сможете быть у нее сегодня вечером?

Они собирались пойти на званый обед, который давала престарелая княгиня Сан-Фердинандо.

— Да, я позвонил ей и сказал, что вынужден уехать из города на несколько дней.

— Вы не говорили ей, зачем туда едете?

— Вы же знаете, какая деспотичная эта старая дама, — снисходительно улыбнулся Эдгар. — Она стала читать мне нотацию за то, что я ее подвел в самый последний момент, так что мне в конце концов пришлось выложить ей всю правду.

— Что ж, она найдет вам замену, — небрежно заметила Мэри.

— Надеюсь, вы возьмете с собой Чиро, когда туда поедете? Я ведь, к сожалению, не смогу вас проводить.

— Не выйдет. Я уже отпустила и его, и Нину на весь этот вечер.

— По-моему, ужасно неблагоразумно с вашей стороны ездить одной по безлюдным дорогам, да еще в столь поздний час. Но вы ведь сделаете то, что обещали мне, да?

— Обещала?.. Ах, да, вы насчет револьвера. По-моему, это просто нелепо — на дорогах в Тоскане так же спокойно, как в Англии. Но чтобы вы не волновались, сегодня я его возьму.

Эдгар знал, как любила Мэри ездить на своем автомобиле по окрестностям города, и, поскольку, по обыкновению англичан, считал всех иностранцев преопаснейшими людьми, навязал ей свой револьвер и взял с нее обещание класть его в сумочку, выезжая из дому.

— Повсюду полно голодных батраков и нищих бродяг, — убеждал он Мэри. — У меня не будет ни минуты покоя, пока я не буду знать, что в крайнем случае у вас будет чем себя защитить.

Чиро подошел к машине, чтобы открыть гостю дверцу. Эдгар Свифт извлек из кармана пятидесятилировую бумажку и вручил ее лакею.

— Послушай, Чиро, я на несколько дней уезжаю и сегодня вечером не смогу проводить синьору. Так что проследи, пожалуйста, чтобы она, уходя из дому, взяла с собой револьвер. Она мне это обещала.

— Хорошо, синьор, — отозвался Чиро.

Мэри занималась своим лицом. Нина стояла за ее спиной, с интересом наблюдая за ее действиями и то и дело давая непрошеные советы. Горничная довольно долгое время прожила с семьей Лионард и недурно говорила по-английски, Мэри же за пять проведенных на вилле месяцев научилась объясняться по-итальянски, так что они могли свободно общаться.

— Как, по-твоему, Нина, достаточно я нарумянилась?

— У вас такой прекрасный цвет лица, что я не могу понять, зачем вы вообще пользуетесь румянами.

— Там, куда я еду, все дамы будут буквально разрисованы ими. Если я не последую их примеру, хотя бы в малой степени, то буду казаться бледной как смерть.

Мэри надела вечернее платье и кое-какие украшения, которые уже привыкла носить, а затем устроила на голове довольно забавного вида маленькую шляпку, которая, однако, была очень модной. Для этого званого обеда надо было одеться именно так. Предполагалось, что общество соберется в новом ресторане на берегу Арно, где очень хорошо готовили и гости к тому же могли, сидя на открытой веранде, вдыхать душистые ароматы июньской ночи и любоваться великолепным видом на высвеченные луной живописные старинные здания на другом берегу. Старая княгиня где-то разыскала певца с казавшимися ей уникальными вокальными данными и хотела предложить гостям его послушать.

Мэри взяла в руки свою сумочку.

— Ну вот, я готова.

— Синьора, вы забыли револьвер.

Мэри засмеялась:

— Глупая ты, я ведь и хотела его забыть. Зачем он нужен? В жизни не стреляла из револьверов и боюсь их до смерти. У меня ведь нет даже разрешения носить оружие, так что, если его у меня найдут, не оберешься неприятностей.

— Вы же обещали синьору.

— Синьор просто выжил из ума.

— Это бывает со всеми мужчинами, когда кто-нибудь вскружит им голову.

Мэри отвернулась. Подобные темы она обсуждать не желала. В Италии прекрасные слуги, преданные и не боящиеся тяжелой работы, но бесполезно надеяться, что они не в курсе ваших дел. Так что молодая женщина прекрасно знала, как хотелось Нине поговорить с нею о ее сердечных делах и обсудить их во всех подробностях.

Открыв сумочку, она сказала горничной:

— Ладно. Клади сюда эту гадость.

Чиро уже подвел машину к подъезду. Мэри купила эту двухместную малолитражку с откидным верхом по приезде на виллу и намеревалась перед отъездом ее продать, сколько бы за нее ни предложили. Сев за руль, Мэри осторожно проехала по узкой аллее, миновала железные ворота виллы и выехала на извилистую проселочную дорогу, по которой добралась до ведущего во Флоренцию шоссе. Включив свет в салоне, она взглянула на часы. Времени, как оказалось, у нее было в избытке, так что она сбавила скорость. Нечто подсознательное удерживало ее от этой поездки — по-настоящему, ей хотелось пообедать в одиночестве на террасе виллы. Ей доставляло такое огромное удовольствие обедать там июньскими вечерами, когда брезжил еще дневной свет, а потом оставаться за столом и ждать, пока постепенно ее обоймет ночная прохлада. Все это вызывало у молодой женщины чудесное ощущение покоя, но не той бездумной праздности, что сродни летаргическому сну, а действенного, трепетного покоя, состояния, в котором ум ее активно работал, а чувства живо откликались на ход размышлений. Возможно, было что-то в самом тосканском воздухе, которым так легко дышалось, который возбуждал человека так, что даже физические ощущения воспринимались как нечто одухотворенное. Он навевал такие же эмоции, как музыка Моцарта, мелодичная и веселая, но с меланхолическим подтекстом, музыка, приводящая слушателя в такое блаженство, что душа его, кажется, освобождается от земных уз и на несколько волшебных мгновений воспаряет над жизненной суетой и бренностью, растворяясь в небесных сферах Гармонии и Красоты.