Франсиско Кеведо - История жизни пройдохи по имени Дон Паблос

— Я уже вам объяснил, ваша милость, — сказал я, — что это всего лишь шутки, и как шутки их и следует слушать.

Затем я продолжал:

— «Item: во избежание великих хищений запрещаем ввоз стихов из Арагона в Кастилию и из Италии в Испанию под страхом для поэта быть наряженным в хорошее платье; а если провинность повторится, то и ходить чистым и умытым в течение целого часа».

Это очень понравилось моему слушателю, ибо он носил поседевшую от старости сутану с таким количеством грязи на подоле, что если бы потребовалось предать его погребению, то достаточно было бы стряхнуть ее на его останки; плаща же его хватило бы на унавоживание двух полей.

Посмеиваясь над моим поэтом, я сказал ему, что прагматика повелевает считать повинных в смертном грехе отчаяния всех женщин, влюбляющихся исключительно в поэтов, и отказывает им в церковном погребении, как это делается с повесившимися и бросившимися в пропасть.

«Item, — добавил я, — имея в виду великие урожаи редондилий, канцон и сонетов, которые имели место за последние плодородные годы, повелевается: охапки рукописей, которые из-за плохого качества бумаги избегнут бакалейных лавок, должны быть отправлены без всякой пощады в отхожие места».

Наконец я дошел до последнего пункта, гласившего:

— «Однако, милостиво принимая в соображение, что в государстве имеется трирода людей, столь несчастных, что они не могут жить без поэтов, а именно — слепцы, комедианты и сакристаны, объявляем, что допускается существование нескольких лиц, занимающихся этим искусством, при условии наличия у них экзаменационного свидетельства, выданного им местным поэтическим касиком, [65] Касик — титул вождя у некоторых индейских племен. вместе с тем обязываем поэтов, пишущих для комедиантов, не кончать интермедий ни избиением палками, ни появлением чертей, а комедий — свадьбами; пусть также для привлечения публики не рассчитывают они на объявления, будь то на листках или изустные под звуки труб. Поэтам же для слепцов возбраняется местом действия их романсов избирать Тетуан [66] Тетуан — город в Марокко, центр торговли испанскими пленниками. и для того, чтобы срифмовать "Христа ради, не вспоминать "о награде", повелев им изгнать из своего словаря следующие речения: "возлюбленный христианин", «человечный» и "дело чести"».

Всем, кто прослушал эту прагматику, она показалась превыше всяких похвал, и каждый из слушателей попросил у меня ее копию. Один лишь сакристан стал клясться торжественной вечерней, «Introibo» [67] Войду в храм твой (лат.). «Intnribo» — песнопение, предшествующее мессе; названо по начальному слову текста. и «kyrie», [68] Господи (греч.). что эта сатира направлена против него, судя по тому, что в ней говорилось о слепцах, и добавил, что в своем деле он разбирается не хуже всякого другого.

— Я лицо, — заявил он под конец, — которое проживало в одной гостинице с Линьяном, лицо, которое не один раз обедало вместе с Эспинелем, лицо, бывшее в Мадриде в такой же близости к Лопе де Веге, как и он ко мне, видевшее дона Алонсо де Эрсилью тысячу раз, имеющее в своем доме портрет божественного Фигероа и купившее штаны, оставшиеся от Падильи, [69] Линьян — Педро Линьян де Рьяса — лирик конца XVI века. Эспинель Висенте (1551–1634) — поэт, музыкант, автор плутовского романа «Жизнь Маркоса де Обрегон». Алонсо де Эрсилья-и-Суньига (1533–1594) — автор эпической поэмы «Араукана». Фигероа Франсискоде (1540–1620) — поэт, автор многочисленных пасторальных стихотворений. Падилья Педро де (умер после 1595 г.) — поэт и импровизатор. когда тот пошел в монахи, штаны, носимые и теперь, хотя они и прохудились.

Он показал эти штаны, чем так рассмешил всех собравшихся, что они не хотели уходить из гостиницы.

Однако было уже два часа, а так как ехать все равно надо было, мы покинули Мадрид. Я распрощался не без сожаления с сакристаном и направился к горному проходу. Богу было угодно, дабы я не предался дурным помыслам, послать мне на дороге какого-то солдата. Мы с ним немедленно вступили в беседу. Он спросил, не следую ли я из столицы. Я ответил, что был в ней проездом.

— Большего она и недостойна, — сказал он на это, — я предпочту — клянусь господом богом! — просидеть в осаде, по пояс в снегу, вооруженный с ног до головы, как человечек с башенных часов, и питаться корой, нежели переносить всякие мерзости, творимые там над честным человеком.

На это я указал ему, что, насколько можно судить, в столице имеется все, что угодно, и что там весьма почтительно обращаются с каждым порядочным и удачливым человеком.

— Почтительно обращаются! — воскликнул он в великом раздражении. — Я проторчал там полгода, хлопоча о чине прапорщика за двадцать лет подвигов и за то, что проливал свою кровь на службе у короля, о чем вопиют мои раны!

Тут он показал мне шрам величиной с ладонь в паху, происхождение коего от бубона было ясно, как солнце, а также две отметины на пятках, сказав, что они сделаны пулями, и кои я, поскольку и у меня было две таких же точно, признал за отмороженные места. Потом он снял шляпу и показал мне свое лицо. Оно было украшено шестнадцатью швами, и шрам этот рассек ему нос надвое. Если прибавить к этому шраму еще три, что у него были, не покажется удивительным, что лицо у него смахивало на географическую карту, так оно было исчерчено.

— Этим, — объяснил он, — меня наградили в Париже [70] Спутник Паблоса имеет в виду или события 1590 года, когда испанская армия выступила против осаждавшего Париж Генриха IV, или же события 1592 года, когда Генрих IV был атакован испанцами и их войска вступили во французскую столицу. на службе богу и королю, истыкав мне все лицо, а теперь мне тычут в нос любезные речи, заступившие ныне место злых дел. Прочтите эти бумаги, заклинаю вас жизнью лисенсиата, из которых вы увидите, что никогда не ходил в бой — клянусь Иисусом Христом! — человек — разрази меня господь! — столь отмеченный заслугами.

В этом он, пожалуй, был прав, ибо отмечен он был основательно. Тут он стал вытаскивать какие-то жестянки и совать мне бумаги, наверняка принадлежавшие кому-то другому, чье имя он себе присвоил. Я прочитал их, расточив тысячи похвал воину, с подвигами которого сравняются лишь деяния Сида и Бернардо дель Карпио. [71] Сид Кампеадор (Родриго Руис де Бивар; 1043–1099) — народный испанский герой. Подвиги, совершенные им в борьбе с маврами, воспеты в поэме «Песнь о моем Сиде» и в многочисленных романсах. Бернардо дель Карпио — легендарный эпический герой, изображаемый как победитель Роланда в битве при Ронсевале. Услыхав это, он подскочил и воскликнул:

— Как так сравняются? Разрази меня господь, но со мной не сравняются ни Гарсиа де Паредес, ни Хулиан Ромеро, [72] Гарсиа де Паредес Дьего — один из героев итальянских войн; Хулиан Ромеро — офицер, отличившийся во время войны во Фландрии. ни кто-либо другой из героев! Черт побери, тогда-то ведь еще не было артиллерии! Клянусь господом богом, в наше время Бернардо не выдержал бы и часа сражения! Спросите-ка во Фландрии про подвиги Корзубого, услышите, что вам понарасскажут.