Божена Немцова - Бабушка

– Бабушка и еще кое-что вам привезла!

С этими словами она вытащила из сумки яблоки и крашеные яйца, вытряхнула из мешка котят и выпустила цыплят из корзины. То-то было радости, то-то было веселья! Бабушка стала самой лучшей бабушкой на свете!

– Котята четырехшерстные, родились в мае — такие отлично ловят мышей и в доме хорошо приживаются. Цыплята ручные, если Барунка приучит их к себе, станут бегать за ней, как собачонки!... — объяснила бабушка.

Дети сразу перестали дичиться, обступили бабушку со всех сторон и вскоре подружились со старушкой. Мать было прикрикнула, чтобы они оставили бабушку в покое, дали ей отдохнуть, но та возразила:

– Не мешай нам, Терезка, ведь мы так рады, что, наконец, свиделись.

От этих слов ребята осмелели еще больше. Один забрался к старушке на колени, другой за ее спиной залез на лавку, Барунка встала прямо перед бабушкой и смотрит ей в лицо. Кто удивляется, какие у бабушки волосы — белые как снег, кто разглядывает бабушкины морщинистые руки, а кто кричит:

– Ой, бабушка, у вас только четыре зуба!

Бабушка улыбается, гладит Барунку по темно-русой головке и приговаривает:

– Я-то старуха . . . вот состаритесь, такие же будете …

Малыши никак не могут себе представить, как это их беленькие гладкие ручки когда-нибудь так же покроются морщинками, как руки бабушки.

С первой же встречи бабушка всецело завладела сердцами своих внучат и сама отдала им свое сердце. Пан Прошек, бабушкин зять, — с ним до сих пор она не была знакома — завоевал ее расположение своей добротой и сердечностью, которыми дышало его красивое лицо. Одно только огорчало ее: зять не говорил по-чешски. Сама же она если и знала что по-немецки, то давно забыла. А ей так хотелось поговорить с Яном! Однако зять утешил ее, уверив, что понимает чешскую речь. И в самом деле, бабушка сразу заметила — в доме говорят на двух языках. Дети и работницы обращались к пану Прошеку по-чешски, а он отвечал им по-немецки, и все хорошо понимали друг друга. Бабушка надеялась со временем столковаться с Яном, а пока выходила из положения как могла.

Дочь свою бабушка еле узнала: помнила она ее веселой деревенской девушкой, а встретилась с молчаливой, степенной женщиной в господском платье, с господскими манерами. Нет, это не ее Терезка! Приметила бабушка и то, что порядки в доме дочери совсем иные, непривычные. Первые дни от радости свидания она ходила как в чаду, но мало-помалу стала чувствовать на новом месте какую-то неловкость и беспокойство. Не будь внучат, давно бы воротилась она в свою избенку.

Хоть у Терезки и появились кое-какие барские замашки, но никто не мог бы сказать про нее дурного слова: была она добра и рассудительна. Мать свою Терезка очень любила; не хотелось ей отпускать от себя старушку еще и потому, что сама она служила ключницей в замке, и не нашлось у нее никого, кому бы можно было со спокойной душой доверить детей и хозяйство.

Оттого и не понравилось Терезке, когда заметила она, что бабушке как-то не по себе; но скоро дочь догадалась, чего недостает старушке у нее в доме, и сказала однажды:

- Я знаю, матушка, вы привыкли к работе, вам скучно возиться день-деньской с ребятишками. Не желаете ли попрясть? ... На чердаке с прошлого года завалялось немного льна, а уродится — будет его вдоволь. Но всего лучше, если вам не трудно, присмотрели бы вы за хозяйством. Все мое время занято службой в замке, шитьем да стряпней, а хозяйство приходится бросать на чужих людей. Прошу вас, будьте моей помощницей и распоряжайтесь всем, как найдете нужным.

- Помочь-то я помогу с радостью, только вот угожу ли; ты знаешь, я охотница до такой работы, — ответила обрадованная бабушка.

В тот же день полезла она на чердак взглянуть на лен, а назавтра первый раз в жизни увидели дети, как прядут.

Прежде всего позаботилась бабушка о выпечке хлеба. Не могла она равнодушно смотреть, как непочтительно обращается кухарка с божьим даром; ставит ли опару, или выливает тесто, сажает ли хлеб в печь, или вынимает его из печи, — ведь и не подумает перекрестить, будто не хлеб в руках держит, а кирпич какой. Прежде чем развести закваску, бабушка чертила мешалкой над квашней знак креста и не забывала крестить тесто всякий раз, как брала его в руки, пока, наконец, хлеб не попадал на стол. Никто не смел стоять около теста разинув рот, чтобы не сглазить «дар божий». И Вилимек, входя на кухню, уже не забывал говорить: «Господи благослови!»

День, когда бабушка пекла хлеб, был для ребят большим праздником. Всякий раз получали они по лепешке и пирожку со сливами или яблоками, чего раньше не водилось в доме. Зато дети должны были приучаться не ронять крошек.

— Крошки сжигать надобно, — учила бабушка, сметая их со стола и бросая в огонь.

Если кто-нибудь из внуков ронял крошки на пол и бабушка замечала это, она тут же заставляла подобрать и приговаривала:

– Не смейте топтать крошки, от этого, говорят, в чистилище души плачут. Сердилась бабушка, когда небрежно резали хлеб.

– Кто хлеб режет неровно, с людьми не договорится полюбовно, — наставительно говорила она.

Однажды Яник попросил бабушку разрезать хлеб наискось, чтобы ему досталась горбушка. Бабушка не согласилась.

Не слыхал разве, кто хлеб кромсает, господу богу пятки подрезает? Ешь, что дают, не привередничай, — и Янику пришлось отказаться от лакомого кусочка.

Оставшиеся после обеда куски и корки бабушка прятала в карман: когда случалось ей проходить мимо воды, она бросала их рыбам: гуляя с детьми в лесу — муравьям или птицам, — словом, ни единой крошки не пропадало у нее даром, и всегда она повторяла:

Уважайте дар божий, без него худо жить на свете, кто его не чтит, того господь накажет. Уронит кто-нибудь из детей хлеб — должен тут же поднять его и поцеловать, как бы просят прощения, а увидит бабушка на полу горошину, поднимет и тоже с почтением поцелует. Всему этому старушка учила и внучат.

Попадется на дороге гусиное перышко, бабушка тотчас укажет на него:

– Нагнись, Барунка!

Барунке бывало лень наклониться, и она отвечала:

– Из-за одного-то перышка, бабушка?

Старушка сердилась:

– Помни, девонька, немногое к немногому приложится, ан, глядь, и станет много, не забывай пословицы: «Собирай по ягодке, наберешь кузовок».

В комнатах у пани Прошковой стояла модная мебель; бабушке она очень не нравилась. Ей казалось, что на мягких стульях с резными спинками неудобно сидеть, того и гляди свалишься, а опереться на спинку нельзя, не дай бог сломается. На диван присела она всего-навсего один раз; когда пружины под ней опустились, бедняжка так перепугалась, что чуть не вскрикнула. Шалуны — внучата, глядя на бабушку, заливались смехом; забравшись на диван и подпрыгивая на нем, они звали ее к себе. Но как ни уверяли проказники, что диван не сломается, сесть на него бабушка больше не решалась.