Жорж Санд - Маленькая Фадетта

— Врядъ-ли, — отвѣчалъ Ландри;— мнѣ такъ кажется, что отецъ охотно бы помѣнялся съ сѣномъ отца Кайлло, особенно, своими тростниками у воды.

— Не думаю, — говорилъ Сильвинэ, пожимая плечами, — въ тростникахъ есть чудныя деревья, какихъ здѣсь ты не найдешь, а сѣно, хотя его не такъ много, гораздо тоньше и душистѣе; когда его свозятъ, остается ароматъ по всей дорогѣ.

Такъ спорили они изъ-за пустяковъ; Ландри отлично зналъ, что свое — всегда дороже, а Сильвинэ презиралъ все изъ ла-Приша, но въ смыслѣ этихъ вздорныхъ словъ вырисовывались оба характера: одинъ, способный ужиться и работать вездѣ, другой — не понимающій, какъ могъ быть счастливъ и доволенъ братъ не у себя..

Когда Ландри водилъ его по саду своихъ новыхъ хозяевъ и останавливался, среди разговора, чтобы срѣзать сухую вѣтку у прививокъ, или вырвать дурную траву изъ овощей, Сильвинэ сердился, что онъ не слѣдилъ за каждымъ его словомъ и движеніемъ, а все наблюдалъ за порядкомъ у чужихъ. Онъ стыдился высказать свою обиду, но, прощаясь, онъ часто повторялъ.

— Ну, я съ тобой заболтался сегодня, пожалуй, я тебѣ надоѣлъ и ты хочешь отъ меня скорѣе избавиться.

Ландри не понималъ этихъ упрековъ, они его огорчали, онъ самъ упрекалъ брата, убѣждая его объясниться.

Если бѣдный ребенокъ ревновалъ Ландри къ предметамъ, то тѣмъ болѣе къ людямъ, къ которымъ Ландри привязался. Онъ не переносилъ, что Ландри дружитъ и веселится съ парнями изъ ла-Приша; а когда Ландри игралъ съ маленькой Соланжъ, онъ его укорялъ въ холодности къ сестренкѣ Нанеттъ, которая была въ сто разъ милѣе, ласковѣе и чище этой противной дѣвчонки.

Ревность дѣлала его несправедливымъ: дома онъ находилъ, что Ландри занятъ только съ сестрой, а къ нему равнодушенъ и скучаетъ съ нимъ. Онъ сталъ слишкомъ требователенъ и несносенъ; его грустное настроеніе отразилось и на Ландри. Его утомляли постоянные укоры брата за его покорность судьбѣ, и онъ старался рѣже съ нимъ видѣться. Сильвинэ предпочелъ бы видѣть его грустнымъ. Ландри отлично это понялъ и хотѣлъ дать ему понять, что дружба бываетъ въ тягость, когда она слишкомъ велика. Сильвинэ не обращалъ на его намеки никакого вниманія и находилъ, что братъ съ нимъ слишкомъ суровъ. Иногда онъ на него дулся и цѣлыми недѣлями не показывался въ ла-Пришъ, сгорая отъ желанія туда побѣжать, но удерживаясь изъ ложнаго стыда.

Сильвинэ пересталъ слушать умныя и честныя рѣчи Ландри, хотѣвшаго его вразумить, и постоянно ссорился съ нимъ и дулся. Бѣдному мальчику иногда казалось, что любовь его къ предмету его страсти переходитъ въ ненависть. Онъ ушелъ изъ дому, въ воскресенье, чтобы не провести этотъ день съ Ландри, всегда приходившаго съ утра.

Эта ребячья выходка сильно огорчила Ландри. Онъ любилъ шумныя забавы, потому что развивался съ каждымъ днемъ и дѣлался сильнѣе. Его считали самымъ проворнымъ и зоркимъ во всѣхъ играхъ. Такъ что онъ жертвовалъ своимъ удовольствіемъ для брата, оставляя, по воскресеньямъ, веселыхъ парней изъ ла-Приша, и проводя съ нимъ весь день. Сильвинэ никогда не соглашался поиграть на площади въ ла-Коссъ или даже пойти погулять. Онъ былъ моложе брата по физическому и умственному развитію; его занималъ одинъ помыселъ: любить всецѣло и быть любимымъ, а до остального ему и дѣла не было. Онъ постоянно хотѣлъ повести брата въ «ихъ мѣста», какъ онъ называлъ всѣ углы, гдѣ они прятались и прежде играли. Эти игры были теперь не по возрасту; они дѣлали тачки изъ ивы, или мельницы, или сѣти для ловли птичекъ, или дома изъ камешковъ, или устраивали крошечныя поля и дѣлали видъ, что ихъ обработываютъ, подражая въ миніатюрѣ пахарямъ, сѣятелямъ, плугарямъ и жнецамъ; въ часъ времени они изображали обработку, урожай, словомъ — все, что принимаетъ и даетъ земля за цѣлый годъ. Эти забавы не нравились больше Ландри; онъ занимался и работалъ серьезно; ему пріятнѣе было погонять подводу въ шесть быковъ, чѣмъ запрягать маленькую плетеную телѣжку къ хвосту собаки. Онъ предпочиталъ состязаться съ сильными парнями или играть въ кегли онъ умѣлъ ловко поднимать тяжелый шаръ и кидать его на разстояніи 30 шаговъ. Если Сильвинэ и соглашался его сопровождать, самъ онъ не игралъ, а забивался въ уголъ, скучая и мучаясь тѣмъ, что Ландри играетъ съ большимъ жаромъ и увлеченіемъ.

Ландри выучился танцовать въ ла-Пришѣ; прежде онъ не рѣшался, потому что Сильвинэ не любилъ танцы. Онъ скоро плясалъ такъ ловко, будто съ самого дѣтства только этимъ и занимался. Его стали считать однимъ изъ лучшихъ танцоровъ веселыхъ танцевъ въ ла-Пришѣ; онъ еще не находилъ удовольствія, цѣлуя дѣвушекъ послѣ каждаго танца, какъ это у насъ принято, но все-таки гордился, считая себя взрослымъ. Ему бы даже хотѣлось, чтобы онѣ стыдились его. Но дѣвушки еще не стѣснялись и многія обнимали его, смѣясь, къ его большой досадѣ. Когда Сильвинэ увидѣлъ брата танцующимъ, онъ очень разсердился; онъ даже расплакался отъ злости, что Ландри цѣловался съ одной изъ дочерей отца Кайлло, онъ находилъ это непристойнымъ.

Итакъ, каждый разъ Ландри жертвовалъ своимъ удовольствіемъ для брата и скучалъ въ воскресенье, а все-таки всегда приходилъ, думая, что Сильвинэ оцѣнитъ его жертву и охотно скучалъ, ради него.

Когда же онъ увидѣлъ, что его братъ ушелъ, не желая съ нимъ мириться, онъ глубоко огорчился и горько заплакалъ въ первый разъ съ того дня, какъ онъ разстался съ своими; онъ спрятался, чтобы не показать свою обиду родителямъ и не разстроить ихъ еще больше.

Ландри скорѣе имѣлъ право завидовать: Сильвинэ былъ любимцемъ матери, и даже отецъ съ нимъ обращался снисходительнѣе и осторожнѣе, хотя въ душѣ предпочиталъ Ландри. Сильвинэ всѣ боялись огорчать изъ-за его слабости и хворости. Его участь была лучше, вѣдь онъ оставался дома, а его близнецъ взялъ на себя и тяжелый трудъ, и разлуку!

Добрый Ландри впервые все это разсудилъ и нашелъ, что братъ къ нему несправедливъ. До сихъ норъ онъ его не обвинялъ по свой добротѣ и постоянно себя порицалъ за то, что не умѣлъ быть такимъ ласковымъ и внимательнымъ со всѣми, какъ братъ. Но теперь онъ никакой вины за собой не чувствовалъ. Онъ даже отказался отъ ловли раковъ, чтобы придти домой, между тѣмъ какъ парни изъ ла-Приша, готивившіеся къ этому удовольствію цѣлую недѣлю, соблазняли его ѣхать, обѣщая много веселья. Ему это много стоило. Все это представлялось Ландри и онъ долго плакалъ, какъ вдругъ онъ услышалъ, что кто-то плачетъ вблизи и самъ съ собою разсуждаетъ, по привычкѣ деревенскихъ женщинъ — говорить съ собой въ горестяхъ. Ландри тотчасъ узналъ мать и побѣжалъ къ ней.

— Ахъ, Господи, — причитывала она, рыдая, — этотъ ребенокъ меня уморитъ въ концѣ концовъ!

— Это я васъ огорчаю, матушка? — воскликнулъ Ландри, кидаясь ей на шею. — Накажите меня хорошенько и не плачьте. Я не знаю, чѣмъ васъ разсердилъ, но заранѣе прошу прощенія!