Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Голос у Ту Лаг Ти был слабый, с сходящим на нет пьяниссимо, движения угловаты и отрывисты, как у заводной куклы. Усмехнувшись своей непонятной улыбкой, японец сказал:

— Дорогие коллеги, я до сих пор так и не знаю вашего мнения о выработанной дипломатическим корпусом ноте?

— Это лишь первый шаг!..

Посланник Эспарса подчеркнул свои слова двусмысленной улыбкой. Японский посланник продолжал допытываться:

— Мы все так поняли. Это очевидно. Только первый шаг. Ну а какие будут последующие шаги? Не нарушится ли согласие дипломатического корпуса? Куда мы идем? Английский посланник действует под давлением своих глубоко гуманных чувств, но это благородное побуждение может встретить отпор. Все иностранные колонии без исключения являются носителями интересов, мало согласующихся с идеалами здешней революции. Испанская колония, такая многочисленная, такая влиятельная, и столь связанная с креолизмом в своей повседневной деятельности, в чувствах и понимании социальных проблем, откровенно враждебна той аграрной реформе, которая предусматривается планом Самальпоа. В данный момент — согласно моим сведениям — она замышляет выступление, которое должно сблизить ее позиции с позицией правительства республики. Не случится ли так, что досточтимый сэр Скотт окажется одиноким в своей гуманной, впрочем, деятельности?

Карлос Эспарса хитро прищурил свои близорукие умные глаза:

— Дорогой коллега, согласитесь, что дипломатические отношения не могут регулироваться прекрасными евангельскими нормами.

Ту Лаг Ти жалобно мяукнул:

— Япония подчиняет интересы своих подданных, здесь проживающих, принципам международного права. Хотя сознаюсь, рискуя даже показаться излишне откровенным, я не могу скрыть своего пессимизма относительно той моральной поддержки, которую некоторые из наших коллег оказывают похвальным побуждениям английского представителя. Как человек чести, я не верю инсинуациям и злословию некоторых оборотней, излишне преданных правительству здешней республики. «Вест компании! Какая нелепость!

Последнее восклицание, перешедшее в змеиное шипение, растворилось в едкой неуловимой азиатской улыбке Ту Лаг Ти. Анибал Ронкали нежно поглаживал свои усы и с легкой дрожью на губах напевал про себя какой-то сентиментальный мотивчик. Он говорил с нервной жестикуляцией, от которой подрагивали упругие, как хвосты ящериц, черные его кудри:

— Доктор Бандерас не посмеет закрыть лавки, торгующие спиртными напитками. Если он это сделает — произойдет революция. Праздники вроде сегодняшнего — единственная отрада метисов и индейцев!

Доносились отголоски ярмарочного веселья. Плясали ряды развешанных по улице пестрых фонариков. В конце улицы крутилось чертово колесо. Несшиеся оттуда истерические выкрики гипнотизировали кошек, усеивавших карнизы домов. Улица то и дело озарялась световыми вспышками, сопровождавшими акробатические номера ветра — канатоходца на проволоке, увешанной фонариками. А вдали, над звездной туманностью праздничного города, громоздился черный силуэт крепости Сан-Мартин-де-лос-Мостенсес.

Тиран Бандерас, стоя у окна, направлял подзорную трубу на город Санта-Фе.

— Люблю иллюминацию! Не правда ли, друзья, красиво?

Кольцо прихлебателей окружало подзорную трубу и специально построенную вышку, на которую взобралась зеленая мумия.

— В хлебе и зрелищах народу нельзя отказывать. Ох, до чего же красива сегодня иллюминация!

Морской ветер доносил из Санта-Моники приглушенные выстрелы. Расстреливали революционеров.

— Народ, не зараженный пагубной пропагандой, прекрасен! Строгость ему на пользу!

Шайка прихлебателей, окружавших вышку, жадно внимала тирану.

Сантос Бандерас спустился с наблюдательной вышки и, присоединившись к своим куманькам, схватил за ухо лисенсиата Вегильяса.

— Ну что ж, может, послушаем в последний раз лягушачий концертик? Как ваше драгоценное горлышко? Не желаете ли прополоскать?

Прихлебатели встретили шутку циничным смехом, в котором, однако же, проскальзывали и страх и лесть. Начито всхлипнул:

— Какой чистоты голоса можно требовать от приговоренного к смерти?

— Зря вы отказываетесь смягчить сердца ваших судей музыкой. Господа, старый дружок мой нынче обвиняется в государственной измене. Не будь он разоблачен, он погубил бы нас всех. Вы, конечно, помните, что вчера ночью я доверительно сообщил вам о своем намерении возбудить дело против полковника де ла Гандары в связи с его преступными действиями? Так вот, слова Сантоса Бандераса, сказанные в кругу друзей, стали известны за пределами этих стен. Ваше дело решить, какого наказания заслуживает этот болтун. Мною вызваны свидетели, и, если вы позволите, я велю их ввести для дачи показаний. Сам обвиняемый утверждает, будто одна публичная женщина во сне прочитала его мысли. До встречи с Вегильясом с этой женщиной провел магнетический сеанс некий доктор Поляк. Уж не с романом ли Александра Дюма мы имеем дело! Доктор, который магнетизирует и развивает ясновидение у девиц из публичного дома, разве это по меньшей мере не прямой потомок Жозефа Бальзамо? Помните роман? Вещица презанятная. А теперь мы с вами наяву переживаем этот романчик. Представьте себе нашего бравого лисенсиатика Вегильяса в роли соперника великого мулата! Сейчас он нам объяснит, куда он направлялся в обществе изменника полковника ла Гандары.

Начито запыхтел:

— Мы вышли вместе из одного заведения и дорогой болтали о пустяках.

— Оба были навеселе?

— Ваша милость, да по случаю такого праздника кто в Санта-Фе не был пьян! И вот этот мошенник, когда мы с ним шли и разговаривали, вдруг кинулся к какой-то двери. Кто-то в рубашке ему открыл. Ничего не понимая, я, как борзая, бросился за ним.

— Можете вы назвать заведение, в котором встретились, чтобы гульнуть?

— Генерал, не заставляйте меня краснеть, ибо это не то место, которое прилично называть в зале суда. Находясь перед таким благородным патрицием, как ваша милость, я немею от стыда.

— Отвечайте на вопрос. В каком притоне вы встретились с полковником ла Гандарой и о чем с ним беседовали? Лисенсиат, вы знали об ордере на арест полковника и, будучи в нетрезвом виде, неосторожным словом заронили у беглеца подозрение.

— Неужто моя многолетняя преданность не является достаточной гарантией?

— Возможно, вы сделали это непреднамеренно, однако суд Сантоса Бандераса не признает опьянение смягчающим обстоятельством. Вы пьяница, который проводит разгульные ночи в домах терпимости. Знайте, что каждый ваш шаг отлично известен Сантосу Бандерасу. Предупреждаю вас, что только правдивые показания могут смягчить наказание. Заблудший друг мой, я был бы рад протянуть вам руку и извлечь вас из той пропасти, в которую вы сами ввергли себя. Как вам известно, наш кодекс предусматривает за такого рода деяния самое суровое наказание.