Ёсида Кэнко-Хоси - Записки от скуки

Когда весь день праздно сидишь против тушечницы и для чего-то записываешь всякую всячину, что приходит на ум, бывает, такое напишешь — с ума можно сойти.

Итак, раз уж вы родились в этом мире страстей, вы много чего можете еще пожелать.

О положении императора и помыслить страшно. Потомки августейшего, вплоть до самых отдаленных, благородны — они ведь не чета простым смертным.

Даже заурядные люди, пожалованные званием тонэри, [1] Тонэри — младшие придворные чиновники. выглядят внушительно. О первых сановниках и говорить не приходится. Не только их дети, но и внуки — пусть им даже изменит судьба — очаровательны своей утонченностью.

Те, кто ниже их по происхождению, тоже при случае делают доступную для себя карьеру, и тогда у них бывает очень спесивый вид. И хотя они мнят себя великими, это совершенно никчемные люди.

Нет участи незавиднее, чем участь монаха. Сэй-Сёнагон писала: «В глазах людей он подобен чурбану», и верно, так оно и есть.

Оттого что бонзы галдят с огромной силой, внушительнее они не выглядят.

Помнится, будто мудрец Дзога [2] Мудрец Дзога (917—1003) — ученый-буддист, сын крупного придворного чиновника Татибана Цунэхира. проповедовал, что жажда мирской славы несовместима с учением Будды. Но даже и у праведного отшельника есть, по-видимому, какое-то заветное желание.

У человека, например, может возникнуть желание выделяться своим обликом, прекрасным во всех отношениях. Того, кто говорит мало, не надоест слушать. Когда ваш собеседник приятен в общении, да еще и немногословен, им не пресытишься, с ним всегда хочется общаться. Горько, когда человек, который со стороны кажется превосходным, обнаруживает истинную свою сущность, недостойную вашего расположения. Внешность и положение даны человеку от рождения, а сердце, если его вести от одной мудрости к другой, более совершенной, — разве оно не поддастся?

Если человек с прекрасной внешностью и душой невежествен, он без труда подавляется людьми низкими и некрасивыми и становится таким же, как они. Это прискорбно.

То, что желательно: изучение истинно мудрых сочинений, [3] Истинно мудрые сочинения — книги конфуцианского канона. стихосложения, японских песен, овладение духовными и струнными инструментами, а также знание обрядов и церемоний. Если человек возьмет себе это за образец, превосходно.

Почерк должно иметь не корявый и беглый; обладая приятным голосом, сразу брать верную ноту; не отказываться выпить, несмотря на смущение, — это хорошо для мужчины.

Человек с раздутым самомнением, который и принципы управления времен древних мудрецов забыл, и не знает ни скорбей народа, ни причин, от которых дела в стране приходят в упадок, но, во всем стремясь к роскоши, бывает преисполнен самодовольства, кажется мне бездумным до отвращения.

«Используй то, что имеется под рукой — от одежды и головных уборов до коня и бычьей упряжки. Не гонись за внешним великолепием», — значится в завещании светлейшего Кудзё. [4] Кудзё — Фудзивара Моросукэ (908–900), министр при дворе императоров Сюдзяку и Мураками. Рассуждая о придворных делах, монашествующий император Дзюнтоку писал также: «Императорские вещи — и плохие хороши».

Мужчина, который не знает толка в любви, будь он хоть семи пядей во лбу, — неполноценен и подобен яшмовому кубку без дна. Нет ничего более трогательного, чем бродить, не находя себе места, вымокнув от росы или инея, когда сердце твое, боясь родительских укоров и мирской хулы, не знает и минуты покоя; когда мысли разбегаются в разные стороны и притом — спать в одиночестве и ни единой ночи не иметь спокойного сна!

При этом, однако, нужно стремиться к тому, чтобы всерьез не потерять голову от любви, чтобы не давать женщине повода считать вас легкой добычей.

Не забывать о грядущем рождении, [5] Не забывать о грядущем рождении… — соблюдать предписания буддийского учения в надежде на воздаяние в следующей жизни. не отходить от учения Будды — завидный удел.

Человеку, который в несчастье впадает в скорбь, лучше не принимать опрометчиво решения о постриге, а затвориться, чтобы не слышно было — есть ли кто за дверью, и жить, не имея никаких надежд на будущее, тихо встречая рассвет и сумерки. Так, видимо, и думал Акимото-но-тюнагон, [6] Акимото-но-тюнагон — хэйанский вельможа Минамото Акимото (1000–1047). когда сказал: «Захолустья луну без вины я увижу».

Тем, кто высоко вознесся по своему положению, и тем более таким, кому несть числа, лучше всего не иметь детей.

Прежний принц тюсё, первый министр Кудзё, Левый министр Ханадзоно [7] Прежний принц тюсё — принц Канэакира (914–987), ученый и поэт, глава придворного ведомства Накацукаса (тюсё). Один из его сыновей был слабоумным. Первый министр Кудзё — Фудзивара Корэмити (1093–1165). Два его сына отличались слабым здоровьем и рано умерли. Левый министр Ханадзоно — Минамото Арихито (1103–1147), внук императора Сиракава (1073–1086). Увидев однажды сына принца Канэакира, он заявил, что лучше не иметь детей, чем иметь недостойных. — все желали прекращения своего рода. А министр Сомэдоно, как написано в «Рассказах Старца Ёцуги», [8] Министр Самэдоно — прозвище Фудзивара Ёсифуса (804–872), основоположника системы регентства рода Фудзивара. Не имея сына, он усыновил своего племянника Мотоцунэ (836–891). «Рассказы Старца Ёцуги» — другое название сборника исторических повествований Оокагами («Великое зерцало», XII в.). говаривал: «Чудесно, когда потомков нет, скверно, если они вырождаются». И когда принц Сётоку готовил себе усыпальницу, он, как гласит предание, сказал: «Здесь урежь, там убавь: думаю, что потомков не будет». [9] Принц Сётоку (574–622) — крупнейший государственный деятель древней Японии. Оставил после себя 14 детей. «Здесь урежь, там убавь: думаю, что потомков не будет». — По-видимому, имеются в виду потомки, достойные самого принца или близкие к нему по вере и духовным интересам.

Если бы человеческая жизнь была вечной и не исчезала бы в один прекрасный день, подобно росе на равнине Адаси, и не рассеивалась бы, как дым над горой Торибэ, [10] Равнина Адаси — место, где находилось обширное кладбище; в традиционной поэзии — символ эфемерности земной жизни, постоянный эпитет к слову «роса». Торибэ — гора, возле которой располагалось старинное кладбище. Дым над горой Торибэ — символ непрочности земного бытия. не было бы в ней столько скрытого очарования. В мире замечательно именно непостоянство.