Натан Энгландер - Министерство по особым делам [Литрес]

– Я заплачу, – сказала она. – Назовите сумму.

– Не заплатите, – отрезал священник.

– Сколько?

– Вы даже и представить не можете сколько, – сказал священник.

Кадиш сидел понурившись на скамье в своем дворике, курил бычок за бычком – он вытаскивал окурки, брошенные невесть кем, из урн или подбирал на улице. Рядом стоял мешок с инструментами.

Госпожа Ордоньес, перегнувшись через перила балкона, крикнула в темноту:

– Кто там?

– Кадиш, – ответил Кадиш.

– Да ты на себя не похож, – сказала она и, громко запыхтев, – попробуй передвинь такую тушу – убралась в квартиру.

Кадиш был в чужой одежде, давно небрит. Лицо зудело, и он почесался. И не так уж он изменился, чтобы госпожа Ордоньес – после стольких-то лет – его не узнала. Он обнищал – вот в чем дело, смекнул Кадиш. Женщины, завидев его, хватаются за сумочки и переходят на другую сторону улицы.

Кадиш откинул голову, посмотрел на знакомый клочок звездного неба. Он никак не ожидал, что выдержит и голод, и грязь, и даже холод. Что справится без единого песо в кармане. Но оказалось, что он не может без Лилиан.

И не любовь тут причиной.

Если бы Кадиш мог похоронить сына, если бы у Пато была могила, куда он мог бы приходить, – он, наверное, справился бы и в одиночку. Но оказаться без сына и без жены, вдобавок зная то, что кроме него никто знать не желает, – это чересчур.

Вернуть Пато – как он ни хотел, – он не мог, не мог он и заставить Лилиан поверить, что сын ушел навеки. И что ему оставалось? Только пустить в ход свою слабость. Жить так, как того хочет Лилиан. Примириться с ложью за право вернуться домой.

Кадиш вытащил новый бычок, прикурил от предыдущего. Кури он чуть больше, глядишь, на все про все ему хватило бы одной спички – чиркнул в детстве, а там прикуривай одну сигарету от другой.

Кадиш в темноте поднялся по лестнице, по привычке полез в карман за ключами. С пролета третьего этажа он увидел полоску света в двери их квартиры. Он толкнул дверь, но дверь толкнула его. В дверном проеме возникла Лилиан. Она явно не хотела его впускать.

– У тебя чутье стало таким острым? – спросил Кадиш. – По запаху меня учуяла?

– Я слышала, как ты кричал снизу.

Кадиш сделал шаг вперед, Лилиан отступила, но подперла дверь ногой.

– Ты похож… – начала она, и Кадиш договорил за нее:

– На раввина, знаю.

Борода да еще (под курткой штурмана) и пиджак раввина.

– Нет, – возразила она. – Ты похож на забулдыгу. Настоящего.

– Так я и есть забулдыга. – Лилиан, кажется, восприняла это как знак согласия, и Кадиш поспешил добавить: – Но я пришел не поэтому.

– А я уверена, что именно поэтому. Ты лучше с голоду умрешь, чем возьмешься за нормальную работу, но ты уже хлебнул лиха через край. Поэтому или не поэтому – какая разница? Я тебя не приму, Кадиш. Дальше порога ты не пройдешь.

– Я вернулся не потому, что работать не хочу. И не потому, что оголодал. А вернулся, потому что перенести все это без тебя я не могу. Твоя крыша, твои правила – я уже это говорил. Я извлек урок, – добавил Кадиш. – Я даже ходил к евреям.

– К кому? – Лилиан не поверила своим ушам.

Он показал на пиджак.

– Я был у раввина, Лилиан. Он сказал, что я не прав. Что жить, как я – это грех. Что я должен поступать, как ты, и что надо ждать.

– Это сказал старый раввин?

– Да. Я долго об этом думал. И я попробую.

Лилиан попыталась было закрыть дверь.

– Нет, не так, – спохватился Кадиш. – Я буду ждать. Буду вместе с тобой ждать, когда Пато вернется домой.

– Тебя – вот кого надо спасать. Только я на это больше не способна, так что извини.

– Мне правда без тебя не справиться.

– Очень жаль, – сказала Лилиан, – потому что принять тебя назад я не могу.

– Умоляю тебя, если на то пошло.

– «Если на то пошло»! Если бы ты мучился по-настоящему, ты бы давно молил о помощи. А у тебя мольба отложена на крайний случай. И так всегда: если вкладываться, так по малости, с минимальными ставками.

– Раз так, умоляю тебя.

– Не надо. От меня уже ничего не зависит. Пока ты ходил к раввину, я нашла священника.

– Теперь все зависит от священника? – спросил Кадиш. – Священник решает, что и как делать? Не знаю, чьему поступку больше удивляться – моему или твоему.

– Если посмотреть на оба, то удивляться нечему. У нас с тобой во всем разброд. На что ты рассчитывал, когда приплелся сюда и сказал, что готов принять мою точку зрения? Ты опоздал. Я приняла твою.

– Ты говоришь о Пато?

– Боже упаси! Я говорю о деньгах, Кадиш. Если ты и правда хочешь ждать, когда придет Пато, я приму тебя сию секунду. Но теперь это будет стоить денег – такое у меня условие. За то, чтобы войти в этот дом, надо заплатить. Жить здесь бесплатно больше не получится.

– У меня нет ни гроша, – сказал Кадиш. – И взять денег неоткуда.

– Какая жалость.

– И это все, что ты можешь сказать? – спросил Кадиш.

– Сколько лет я в тебя верила, Кадиш? Верила в твои планы, твои посулы разбогатеть в два счета? Сколько лет я выслушивала, как ты бахвалишься, твое «дай-подай» и «все будет путем»? Я тебе во всем помогала, заставляла себя верить тебе, даже когда в глубине души не верила. Теперь твой черед. Иди искать клад, Кадиш. Но денег за то, что ты собьешь имя с одного надгробия, не хватит. Тебе придется сбить имена со всех, какие ни есть, надгробий на кладбище – вот сколько нужно денег, чтобы вернуть Пато.

– Но что я могу сделать, – спросил Кадиш, разводя руками, – в таком виде?

– Если речь идет о жизни и смерти, твоей или Пато, наверняка сможешь.

– Прошу тебя, Лилиан. Это же безумие.

– Отлично, – сказала она. – А ты ходячее безумие, вот ты кто. Среди твоих бесчисленных планов – все как один беспроигрышные! – неужели не найдется еще какая-нибудь разводка! Иди к своим бандитам, поговори со своими корешами. Благословляю тебя. Разыщи всех подонков, от которых я умоляла тебя держаться подальше с первого дня нашего брака! Что ты так засмущался? – И она скрылась в недрах квартиры. А Кадиш остался стоять где стоял. Лилиан вернулась с листом бумаги. – Новым носом на сей раз не отделаться, – сказала она и сунула лист ему в руку. – Действуй, Кадиш. Все средства хороши. Но чтобы на этот раз ты добился успеха.

Кадиш взглянул на цифру. И обомлел.

– Ты же любишь делать дела именно так, – сказала Лилиан. – Написать сумму на бумаге.

За докторским забором два пса натянули поводки – им не терпелось кинуться на Кадиша. День клонился к вечеру, но было еще светло, и Кадиш разглядел доктора – он был в домашнем халате на голое тело. Туфли явно надел наспех, шнурки не завязаны, языки болтаются.

– Что вас ко мне привело – не иначе как оголодали? – спросил доктор. – Если так, укусите себя за задницу, вот и утолите голод.