Дарья Гребенщикова - От меня до тебя — два шага и целая жизнь

ГРИБ, КАК СИМВОЛ

Вечеряем у интеллигентнейшей Анны Карловны. На столе хрусткая скатерть, шитые крестиком салфеточки, чистейшего стекла бокалы, легкое вино, бисквиты. Чай заварен в чайнике, а не пошлыми пакетами с ярлычками. У Анны Карловны к чаю — Пётр Серафимович с женою Елизаветой Арнольдовной. Беседа тихая, журчит плавно. Я впадаю в разговор через окно.

— Анна Карловна! — кричу, — так что там с больницею порешили?

— Дарья Олеговна, будьте так любезны, войдите через дверь! — советует мне хозяйка, — ни-ни! Обувь оставьте! Оставьте! Впрочем, Ваши носки… да, можно без тапочек…

Я присоединяюсь к беседе за столом.

— Вы смотрели вчера телевизор, Петр Серафимович? — осведомляется Анна Карловна

— нет, голубушка моя, — отвечает ласково гость, — я, знаете, не люблю этот вид развлечений… позвольте Вам налить?

— да, будьте любезны, — я подставляю чашечку

— а вчера по НТВ показывали… наш парк-отель… ммм, букет, знаете! — Елизавета Арнольдовна смакует вино, — и Вы знаете, они показывали… фиолэтовый гриб!

— рядовка, поди? или паутинник фиолетовый? — встреваю я, шумно втягивая чай

— ой! — вскрикивает Анна Карловна, — у меня есть снимок! — и показывает на дисплее телефона абсолютно фиолетовый гриб.

— о-о-о-о, — восхищается Елизавета Арнольдовна, — какой фаллический символ!!! Но почему такого цвета?

— ну, — Анна Карловна краснеет, — раз символ… так цвет вполне уместен, Вы не находите, Петр Серафимович?

Супруги переглядываются, Петр Серафимович, кашлянув,

— я полагал, что мы в интеллигентом обществе???

Я, не выдержав, вылезаю через окно и иду курить с соседом Юркой Филиным на скамеечку…

ОРИЕНТАЛ

Вчера пришла Андреапольская лавка. Но без Сычниковского подворья, те без молока-масла. Шел дождь. На прилавке мокли белорусские мандарины и из пластикового ведра грустно глядела ржавым глазом сельдь. Дождь капал в рассол, понижая его соленость. Мы с нашим врачом сетовали на медлительность Зорьки и Ягодки, — нет молока! И обсуждали все на свете.

— вот, — говорю, — Анна Карловна, — а мой друг получил в дар кота. Ориентал!

— что Вы говорите! — воскликнула Анна Карловна, — Ориентал — прекрасное имя! Изысканное… а я своего назвала Валидолом…

ВОРОНА

Как-то в зените летнего дня, когда редкая птица куда-то летит, а предпочитает тихую тень, полную шевелящегося мошкариного люда, зашла я проведать милейшую Анну Карловну на предмет вопроса выращивания настурций. Анна Карловна дремала в кресле-качалке, прикрыв голову кружевной салфеточкой. От стука в калитку она проснулась, широко распахнула глаза и радостно сказала

— ах-ах! Дарья Олеговна! Голубушка!!!

— простите, что помешала Вам, — я робко переминалась с ноги на ногу

— да полноте, дружочек! Я никогда не сплю! особенно в полдень! Я мечтала! Я унеслась мыслями… чудесно, что Вы пришли, мы будем пить лимонад!

— Пётр Арнольдович, — голос Анны Карловны зазвенел, — а идите с нами — лимонад пить?!

Ничто не дрогнуло в глубинах дома, и Анна Карловна унеслась и принеслась с жостовским подносом, на котором стояли стаканы и банка с мутной жидкостью. Это был лимонад.

Мы выпили.

— Дарья Олеговна! Вы всё знаете!!! — Анна Карловна склонила головку набок

— Вы спрашиваете, или отвечаете?

— ха-ха! Я хотела спросить — про птичку! Что это за птичка такая! Она все прыгает и прыгает! Но к ней нужно как-то обращаться…

— как выглядит птица? — строго спросила я, понимая, что за Определителем Дроздова мне переть домой

— ой! такая… знаете… кругленькая головка, и клювик… два крылышка. Сама такая овальная, хвостик и две ножки… Кто это??? И прыгает так — прыг-скок!!!

— Ворона, — послышался из глубин голос Петра Арнольдовича.

НА ХОД СТОПЫ

В отличие от дачника Стасика, ищущего сомнительных тактильных радостей в объятиях бывших доярок, муж мой предпочитает коротать время в беседах интеллектуальных, под чай с вареньем и шоколад с начинкой. Такой есть только и исключительно у Анны Карловны… Как-то вечером, взяв для отвода любопытных глаз трехлитровую банку с пластиковой крышечкой, муж отправился в сторону коровы и Петровны, но свернул к Анне Карловне. Сия достойная дама вечеряла под поветкой, при свете керосиновой лампы, отгоняя комарих веточкой чубушника. Цветы сыпались на кружевную скатерть, впрочем, и комарихи — тоже, ибо фумитокс был включен на 4 пластинки разом

— ах! ах! — воскликнула Анна Карловна и уронила на скошенную траву пикейное одеялко, — Александр Викторович! Какое счастье! Какой внезапный, дерзкий визит!

— да уж, — смутился муж, — я так шёл… мимо… проверить, вдруг что?

— ах! ах! — Анна Карловна пошарила рукой под столом и извлекла бутылочку Шардоне, — мы тут… с Петром Серафимовичем, знаете ли… так, ах-ах-ах… слегка помочили ножки!

— буквально? — муж изумился, — я предпочитаю так… запросто… в бочке с дождевой…

— голубчик Вы мой! Чистая, простая душа! — Анна Карловна уже несла бокалы темного стекла с золотой каймой и жестянку с печеньем, — это фигурально! На ход стопы! Ах!

— А! — сказал с уважением муж и они выпили.

Поздним вечером, когда Петровна, не дождавшаяся моего мужа Сашу, унесла на холод молоко, муж, рассматривая на свет пустую бутылку, сказал

— вот! теперь и комару не хватит ноги помыть…

— нет! — Анна Карловна легонько качнулась к дому, — теперь комар носа НЕ ЗАМОЧИТ!

ЖАР-ПТИЦА

Бреду проведать Анну Карловну. В ее палисаднике цветет каприфоль, дурманит ароматом, рождая иллюзии и грёзы. В открытое окно влетают комары, а из окна доносятся звуки беседы

— я, знаете ли, милочка моя, — Петр Серафимович гудит шмелем и звякает крышечкой чайника, — как, представьте себе, Тургенев…

— а-а-а! конфликт! «Отцы и дети!» — слышно, как Анна Карловна ставит на стол чашки, — нигилизм! Вот, в чем проблема…

— нет… — Петр Серафимович стучит ножом по хлебной доске, — всю жизнь… у чужого гнезда…

— а! Как Полина Виардо? — понимает Анна Карловна

— не «как», а «у»!

Я вхожу тихо и босиком. На цветном полосатом половичке грустно спит черно-белая кошка. Пряно пахнет вениками у печки, и сладко — пенкой от клубничного варенья.

— Анна Карловна! — завожу я торжественную речь, — у меня что-то…

— ни слова о здоровье! ни полслова! — Анна Карловна сидит в тюрбане, делающем ее похожей на Маленького Мука, — почему все считают своим долгом говорить со мной о здоровье? Какая пакость! Утром — портулак, в обед — сельдерей, вместо ужина — в озеро…

— а я вот так и прилепился к чужому гнезду, — заводит свое Петр Серафимович

— да что Вы пристали со своим гнездом? Жениться надо было не на курице общипанной, а на Жар-Птице!