Татьяна Лебедева - Бандеровка

— Куда? Что с ним делать? — вытаращив полные ужаса глаза, кричал совсем еще юный мальчик лет шестнадцати.

— Пока к Михайловскому, а там решат, — отвечал сквозь сжатые зубы широкоплечий мужчина в военном.

За носилками побежали журналисты и сочувствующие. Богдана смотрела им вслед. Кто-то еще ждет его дома и даже не может представить, что в мирное время человек может погибнуть в бою. Еще вчера сюда приходили делать селфи, а сегодня здесь умирают по-настоящему.

У входа на Майдан на помосте стояла девочка, укутанная шарфами, она пропускала внутрь только взрослых мужчин, отдавала команды, куда нужно идти и что делать. На ее серьезном, перемазанном гарью лице глаза казались огромными и блестящими, как прожекторы.

— Девушкам нельзя! — крикнула она Богдане.

— Я несу респираторы! — ответила Богдана и показала ей охапку. — А еще я журналист! У меня есть пресс-карта. Сейчас покажу, она в заднем кармане!

Богдана пыталась одной рукой перехватить все респираторы, чтобы второй достать карту.

— Ладно, проходи, — также серьезно крикнула девушка на помосте и переключилась на подростков.

Черная земля и черное небо, силуэты людей на фоне всполохов пламени, — Богдана смотрела и не могла вспомнить, что же ей делать дальше. Впереди она слышала треск фейерверков и грохот выстрелов, крики людей, смешавшиеся в один гул ярости. Она стояла в ступоре. Руки и ноги затвердели, только взглядом она выхватывала отдельные картины происходящего. Вот женщина нагребает снег в мешок, на ее руках перчатки из тонкой дорогой кожи. Из-под рукава поблескивают часы Gucci, Богдана знала эту модель, они стоили более двух тысяч долларов. Очкарики-айтишники кидают эти мешки на спины и тащат на баррикады. С другой стороны — огромный, как великан, парень подхватывает несколько торб с камнями и легко несет их на передовую. Молодой человек в каске держит в руках телефон и говорит жене: «Уложи сегодня малого спать на час раньше. А мою завтрашнюю встречу перенеси с десяти утра на три часа дня». Он весь перемазан сажей, а под мышкой бита. И снова раненые: мужчина лежит на асфальте, одна нога у него босая, он самостоятельно пытается вправить себе вывих и ругается диким матом. На носилках пронесли бойца с рваной раной на бедре. Он только сжимал кулаки, по лицу его струился не то пот, не то слезы.

— Эй, малая! — услышала Богдана у себя над самым ухом. — Ты что здесь делаешь?

Она обернулась и увидела Васю. Выглядел он уставшим и похудевшим. Копоть глубоко забилась в морщины на лице, щетина отросла почти на сантиметр, что прибавляло ему лет десять возраста. Из уха к воротнику спускалась засохшая струйка крови.

— Привет! — обрадовалась она. — Я помогаю, вот респираторы. Тебе нужен?

— Давай! И неси остальные туда! — он показал рукой в сторону сцены. — Там тебя скоординируют.

— Вася, как ты тут?

— Я здесь с утра. С самой первой атаки. Закрыл Харлея дома — и сюда. Как раз только «Правый сектор» начал бросать в солдат коктейли. А те в ответ свето-шумовые гранаты. Наглотался газа!

— У тебя кровь из уха, ты знаешь?

— Это меня немного контузило, на Институтской. Сдерживали натиск Беркута, нас всего человек тридцать было. И меня волной ударило. Ничего не слышу, не вижу, отошел от баррикад, прихожу в себя, смотрю — стоит женщина с ребенком, года полтора. А эти идиоты ее водой давай поливать, как раз водомет подогнали.

— Господи! Что там женщина с ребенком делала?

— Я ее щитом прикрыл и начал отводить. А с самого аж течет, вся одежда мокрая. Ах, малая, я тебе потом столько историй расскажу для твоих статей. Хоть книгу написать можешь!

Казалось, он был слишком усталым, чтобы улыбнуться.

— Когда ты домой?

— Пока нельзя, людей мало, мы отступаем. Надо защищать.

Вася ушел, тяжело ступая, ссутулившись. Богдана смотрела ему вслед.

Она не пошла к сцене, а направилась сразу на передовую. По дороге она раздавала респираторы мужчинам, таким же черным, грязным и со струйками крови. Кто-то кивал ей головой: «спасибо», — кто-то хватал респиратор, не глядя. Дым и темнота тут же забирали этих людей, — и они исчезали где-то там в небытие, — безымянные и бесстрашные.

Богдана была в аду. Со всех сторон полыхало пламя, из-за дыма было почти ничего не видно. Последний респиратор она надела на себя, чтоб не задохнуться. Она шла, спотыкаясь и боясь упасть: на земле валялись камни, осколки стекла, палки.

— Дура, возьми щит, здесь стреляют! — крикнул ей парень.

Богдана прикрыла голову руками и подбежала к кучке людей.

— Чем я могу помочь? — спросила она.

— Вот бутылки, вот бензин, — ей показали, как делать «коктейль Молотова».

Она принялась старательно вкручивать пропитанные горючим тряпки в узкие горлышки. Фитиль должен быть вставлен так плотно, чтобы бензин не проливался, и пламя не проникало внутрь бутылки. Рядом эти коктейли запускали в «Беркут» из огромной рогатки. Они приземлялись с той стороны баррикады, поднимая клубы черного дыма. Иногда бутылки взрывались в воздухе, почти над головой, и огонь падал на людей с этой стороны.

Богдана чувствовала бешеный прилив адреналина. Она защищала свою Родину. Вместе с ее народом, который готов был стоять до конца и отдать свои жизни за свободу и правду. Чтобы больше никто не смел держать их за быдло и скот, чтобы в стране правил закон, а люди жили честно, не боясь бандитов и лживых судов. Чтобы «Беркут» больше не калечил людей за их мнения, чтобы не приходилось мерзнуть на Майдане в тридцатиградусные морозы, и окровавленных людей выносить с поля боя в ближайший монастырь.

Богдана подошла к рогатке, в руке она держала только что сделанный ею «коктейль Молотова».

— Можно я, — попросила она.

Ее пропустили. «За Украину! За свободу!» Она бросила один, другой… Бутылки летели, описывая дугу, и взрывались, приблизившись к земле. Одна из бутылок ударилась о каску беркутовца, и его лицо вспыхнуло огнем. Горящий бензин стекал по груди и плечам. Беркутовец пытался руками погасить пламя на лице, но ладони тоже воспламенились. Богдана видела этого метавшегося в огне мужчину, как будто он был совсем близко. Ей казалось, что она даже рассмотрела его глаза и услышала крик из его перекошенного рта. У нее подкосились ноги, она отошла и опустилась на землю. Ей не хватало воздуха в респираторе, и она его сняла. Горящее под каской лицо беркутовца стояло у нее перед глазами. Богдана оглянулась вокруг: люди отступали, одна из баррикад была разрушена, сине-желтые флаги горели и падали под ноги бегущим. Теперь она чувствовала себя отрешенной от всего происходящего, будто смотрит фильм о войне в кинотеатре. Парень с пробитой головой кинулся на одного из беркутовцев и начал стягивать с него каску. Его били со всех сторон дубинками, но ему каким-то чудом удалось сорвать шлем.