Алексей Леснянский - Отара уходит на ветер

И главно, в такие минуты веришь товарищам, нельзя, глядя на фронтовой размах стихии, не верить им, хоть и доподлинно знаешь, что возгорания исходят не от Бога (Он милосерд), а от беспечности Его любимых тварей. Десятки профессиональных огнеборцев и ДНДшников будут сражаться со случайным порождением какого-нибудь слабосильного подростка, но дело не выгорит, а выгорит всё. Дотла.

При разборе полётов на Страшном суде, где предъявят людям грехи вольные и невольные, многих праведников ждут сюрпризы. Не крали, не убивали, любили ближнего, скажут они. Всё так, ответят им, а потом посадят перед экраном, включат проекторы и покажут фильмы об их жизни. И вот ты, праведник из праведников, видишь, как едет по трассе твоя не скоромная, а самая что ни на есть скромная машина, скорость в пределах положенного, ты трезв. Всё нормально, думается тебе. Здесь не должно быть подвоха, уверен ты, ведь даже не помнишь, где едешь, а значит — ну точно всё в порядке. Ведь если бы сбил, например, человека, то помнил бы наверняка. Но вот открывается водительское окошко, из него вылетает окурок, и архангел Гавриил берёт его крупным планом. И вот уже не бычок это, а олимпийский факел, который, упав на обочину, даёт слепящий сполох. А дальше на экране передают новости, и репортёр бесстрастно сообщает о выжженной степи, обугленных аалах, разорённых фермах. Ты прекрасно помнишь эти новости, их обсуждали все вокруг, но ты никак не думал, что информационный повод создан тобой. Но и это ещё не всё. Неожиданно к тебе подходят два негра. Они счастливо улыбаются, по всему видать — ребята из рая. И всё бы ничего, но у негров европейские черты лица, в руках — пожарные каски. И один из них спокойно говорит: «В тот день жарко было нам, скоро будет тебе»… Страшен степной пал…

— Дым! — бросил Вовка и указал направление. — Валом валит!

— Не было печали, — сплюнул Санька.

Пастухи остановились, пригляделись. По левую руку от них, в полутора километрах, поднимался к небу чёрный густой столб, по ширине — как из заводской трубы.

— По ходу копна занялась, — сказал Санька.

— Чё делать будем? — спросил Вовка.

— По-твоему, так тушить, конечно, — пробурчал Санька.

— А по-твоему?

— А по-моему, два чабана на отару забили, — проворчал Санька. — Не знаешь таких? Готовы заниматься, чем угодно, кроме поисков.

— Так ведь покос же горит, — тихо произнёс Вовка.

— Твой? — спросил Санька.

— Нет.

— А хули тогда?

— А если б у нас пожар?! — взбрыкнул Вовка.

— А если б, а если б, — проворчал Санька. — Если б у бабушки был стручок, она была бы дедушкой. Думаешь, там одна копёшка стоит? Без соседок, думаешь? Хера с два! Скоро огненная эстафета начнётся. Пока добежим, вся округа заполыхает. Потушить — не потушим, а время угрохаем… Идём, куда шли. Шалят нервишки — налево не пялься. Вперёд вон смотри — в светлое будущее. А стемнеет — под ноги.

— Это по-свински, — бросил Вовка.

— Э, только лечить меня не надо, — пробубнил Санька. — До фига правильный, что ли?

В это время раздался протяжный звук тракторного гудка.

— Люди там! — крикнул Вовка и со всех ног побежал на пожар.

Санька постоял, помялся и поковылял за товарищем. Пройдя метров двадцать, переключился на полуспортивную ходьбу (это без виляния задом которая). Через сто метров Санька уже был бегун на средние дистанции. Бежал он не быстро и не медленно, а так, чтобы не рухнуть снопом за финишной чертой и пободаться с огнём. Задав себе темп, выровняв дыхалку, стал прибрасывать, с чем ему придётся столкнуться на пожаре. За этими мыслями поравнялся с запыхавшимся Вовкой.

На пути парней выросло озеро Утиное размером с два бассейна. В сомнениях — обогнуть или напролом — Вовка притормозил и растерянно заметался по берегу. Санька форсировал жидкую преграду ходом, как и полагается бегуну, который в душе всегда был двоеборцем. Вдохновившись решительностью товарища, прыгнул в воду и Вовка.

И вот уже пловцы. Ну как пловцы? Вовка-то — спору нет — пловец, наминал вразмашку. А Санька — не пойми что, стилизовался под шавку и так отчаянно загребал руками и ногами под водой, как будто хотел взбить её в масло. Никак не ожидалось такого фортеля от «двоеборца в душе», прям подговнил чертяка. Отметём-ка эту распространённую в наших краях версию переправы и скажем, что деревенский плыл по-морскому. И пусть попробуют опровергнуть! Детскость движений скрывала озёрная гладь. Докажи теперь, что по-собачьи, а не по-морскому!

Что-что — а Санька уж точно не заморачивался, как он выглядит со стороны, оставив это актёрам из американских блокбастеров. Возможно, в своё время так же не очень эффектно, зато эффективно форсировал наш мужик Днепр, Дунай, Одер, Вислу, чтобы на другом берегу с маху вступить в схватку с гитлеровской нежитью.

Первым на берег выполз Вовка. Из его вещмешка стекала вода. Тряся головой вправо-влево, припрыгивая то на одной, то на другой ноге — он слил из ушей воду. В это время Саньке оставалось преодолеть ещё треть озера.

— Резче греби, тормоз! — прокричал Вовка другу, окрылившись от промежуточной победы.

Вода вокруг Саньки взбурлила — видно, газанул с психа.

— Потерпи, Тортилла! — подбадривал-подкалывал Вовка. — Перевернись на панцирь, перекури! Можешь даже карася на медляк пригласить — всё без нас не потушат!

— Без меня беги, дурак, — не имея сил сказать, подумал Санька.

Далее пересекали пастухи минное поле, то и дело подрываясь и матюгаясь. Всему виной — кочки, которые оставил в советскую эру безвестный тракторист. Местность, по которой бежали парни, одно время распахали под овёс. Не сдался целяк в первые два года — буграми вздыбился, а потом совхозное руководство опять порешило вернуть земли под выпасы скота. На захрясших кочках и падали ребята. Не обошлось без лёгких ранений. Уже перед самым концом минного поля Вовка рухнул пластом и выбил палец на правой руке. Схватившись за больное место, закатался по земле.

— А-а-а-а! — скулил он.

— Чё стряслось? — подбежав к напарнику, спросил Санька.

— Ничё!

— Тогда не фиг валяться!

— Да палец! — воскликнул Вовка, видя, что стойкость его не оценена и жалости не дождаться.

— Какой?

Вовка показал факью.

— Вырву же, падла, — позеленел Санька.

— Сам, сам, про-просил, просил по-показать, — от боли, но больше от обиды стал всхлипывать Вовка.

— Давай палец!

— Ага, а ты его, а ты его, — заикался Вовка.

— Посмотрю только, — перебил Санька.

— По-поклянись!

— Бля буду, — сказал Санька и в подтверждение слов колупнул зуб ногтем.

Только Вовка подчинился, как Санька тут же преступил клятву, резко дёрнув за палец. Раздался щелчок. Палец был вправлен. Вовка взвыл и забился в конвульсиях. Однако операция прошла успешно, и боль постепенно стала притупляться…