Алексей Серов - Мужчины своих женщин

Но время лечит.

С тех пор он так и не женился, перебивался случайными подругами; детей у него тоже не было — он слишком много и хорошо обо всем этом знал, чтобы попасться в ловушку традиционных ценностей и морали. Каждый человек, знал он, — рядовой в великой и бесконечной мировой войне под названием Жизнь. Иногда солдатам везет, и они воюют долго, а иногда быстро пропадают, но так или иначе каждый из них приговорен с самого начала, так что и нечего зря нагружать близких людей лишними заботами, да и самому тратить на это бесценное время. Наверное, если б ему сказали, что жить осталось два часа, он успел бы заказать себе скромные похороны, быстро уладил все свои дела и самостоятельно улегся отдыхать в гроб как в вечную постель.

Но вот странно: он был уверен, что где-то, где-то вокруг него есть женщины, которым он очень нравится. Или хотя бы одна женщина. Может быть, она даже тайно влюблена в него и сходит с ума от неразделенной страсти. А он, весь в белом, ничего не замечает и только и делает, что спасает больных.

Эта мысль доктору чрезвычайно нравилась.

Тут, на счастье, явился старый боязливый морж со «Скорой помощи». Подоспел вовремя, чтобы заполнить собой паузу.

— Борис Дмитриевич, здравствуйте, — сказал он, нешироко разводя руки для дружеских объятий. — Приятного аппетита. Как у вас нынче дела? Что с этой девочкой — уж не заворот ли?..

— Дела обыкновенны, — сказал доктор, мягко выпрастываясь из рук коллеги. — Заворота нет. Только вот клиент нынче какой-то нервный пошел, все норовит ругаться да учить, чуть не с кулаками лезет. А так нормально. Бутер не желаете?

— Ну конечно, ведь каждый прекрасно знает, как надо лечить людей, а доктора в этом ничего не смыслят, — ехидно подтвердил старик, искоса поглядывая на писателя. Он взял бутерброд, поблагодарил БД кивком головы и отхватил порядочный кусок, продолжая говорить. — Доктора, как всем известно — убийцы в белых халатах. А чуть где прихватило, к кому первому бегут? К священнику, что ли? Нет, к нам.

В. почувствовал себя представителем всего человечества, над которым издевались теперь два циничных костоправа, но пока молчал, выжидая, что будет дальше.

Костоправы уселись рядышком и повели одну из тех глубокомысленных бесед, которые время от времени должны вести люди, причисляющие себя к интеллектуальной элите общества. Тем более что и зритель имелся бесплатный, бесправный и, похоже, на порядок менее образованный.

— Что делается, что делается, — стонал морж, — за такие гроши приходится полночи по вызовам ездить! В мои-то годы! Да где-нибудь в Америке за это платили бы стократ!..

— В ваши годы вы там имели бы частную практику, собственный хороший дом и юную жену, которая каждую ночь отрабатывала бы!.. — заметил БД, меланхолично улыбаясь.

— Ну где уж там — каждую ночь! — радостно засмеялся морж. — Мне хватило бы и одного раза в неделю… в две. Но для этого, во-первых, нужно жить там и, во-вторых, быть гением…

— Как раз гением быть и не нужно. Требуется простой профессионализм и терпение, — поморщился БД. — Да какой смысл в гениях? Их мало, и толку от них тоже мало. Ну, один из ста тысяч, из миллиона… Разве его одного на всех хватит? А если эпидемия? А если надо всех лечить? При чем здесь гений? Он всем не поможет, даже горшки из-под всех вынести не сумеет. А вот обычные люди… те, кого так часто именуют серой массой, посредственностью… вот они-то со всем и справятся, решат любые проблемы, двинут человечество вперед. Гений — это бесстыдство, нечестная игра, способности даны ему от рождения, он не прикладывал усилий. Насколько же благороднее на этом фоне выглядит, к примеру, обычный человек среднего ума, потративший годы, десятилетия, испортивший глаза над учебниками, проливший тонны пота и съевший не один пуд соли, дошедший до всего сам!.. Я с гордостью могу сказать, что, хоть я и не гений, но хороший врач. Очень хороший! Многим помог. Многим еще помогу. В жизни главное — польза, которую ты принес людям. Вот высшее мерило всего. А гении… они словно украли то, что им не принадлежит.

— Да-а, — протянул морж несколько смущенно. Видимо, такой вспышки откровенности он не ждал и побаивался теперь, не последует ли за этим нормальной реакции отторжения. — Я вот тут как-то «Преступление и наказание» чи… перечитывал. Конечно, гениальная вещь. Да. И как там все ловко подогнано, один к одному… Читаешь — но думаешь про себя: как ты его ни оправдывай, какие теории ни воздвигай, а все равно. Что написано топором, того не выправить пером!

Морж победоносно глянул на В., который давно уже отвернулся и слушал, злобно улыбаясь.

«Это они свою образованность показать хочут. Ишь, засранец, сочинил какой-то глупый каламбур и будет теперь десять лет щеголять им!.. И ведь, чего доброго, за умного сойдет!»

— Достоевский верно говорит: если Бога нет, значит, все позволено, — продолжал БД свой монолог, вроде бы и не заметив выступления старика, но в то же время учитывая его. — Это бесспорно. Бог является тем фундаментом, на котором человечество до сих пор смогло удержаться от саморазрушения. Обычному человеку нужно иметь высшего, добрейшего судию, перед которым ты всегда виноват, постоянно просишь прощения, постоянно очищаешься от греха… Предстанет перед ним такой вот гений, и Бог спросит его: ну, что хорошего сделал ты в своей жизни, казнить мне тебя или миловать? А гений и скажет: вот, Господи, я написал несколько книжек, или картин, или музыку… Но ведь этот талант дал тебе Я, скажет Бог. А что ты делал в то время, когда не пользовался талантом? И выяснится, что все остальное время он вел так называемую богемную жизнь, то есть разрушал себя и все вокруг себя… Так во сколько же раз выше, значительнее его человек, — тут доктор возвысил голос, — который сам, без Бога, сеет вокруг полезное — разумное, доброе и так далее. Вот тот сверхчеловек, мечта Ницше — следующее, более совершенное поколение людей. Бога у него нет, однако же не все позволено. Почему нет Бога — неважно. Может, Бог умер. Может, рядом просто не было хорошего врача… Ведь случается так, что уходят деды, старики — хранители нравственности, но младшие поколения не обязательно пускаются во все тяжкие… Не нужно приспосабливаться к этой жизни, вот что я вам скажу. Приспособить жизнь к себе, выправить ее — вот настоящая задача для достойного человека.

«Да я тебя, друг, в рассказ вставлю, — думал в это время В., мысленно посмеиваясь и потирая в предвкушении руки. — Ты так и просишься на бумагу… напрашиваешься на перо. Вот и будет главная польза в твоей жизни — станешь объектом литературы, сам того не зная. А не поднимай руку на классика, не трепли имя всуе!.. Ты делай свое дело, а я буду — свое! И станет польза обоим и всему человечеству.»