Н. Келби - Белые трюфели зимой

— Знаю. Я всегда знаю.

Вошла ночная сиделка, и Сабина вихрем вылетела из комнаты. В коридоре было слышно, что по крыше уже постукивает начинающийся дождь. Потом он сильно застучал и по окнам — это был быстрый летний ливень. Сабина понимала, что ей не обойтись без зонта и плаща, да и красные туфли снова придется надеть, если она собирается заглянуть в «Гранд». Она остановилась у дверей своей комнаты. Под дверь был подсунут толстый фирменный конверт из отеля «Карлтон», адресованный ей, Сабине. Почерк на конверте был знакомый, дрожащий, но по-прежнему изящный, — ошибиться было невозможно. Старый фирменный конверт уже начал желтеть. Эскофье явно прихватил с собой несколько упаковок таких конвертов, когда уходил на пенсию. Записка гласила: «Отель „Гранд“. 19.00. Вечернее платье».

Он даже не подумал поставить подпись. Сабина посмотрела на часы. Времени было в обрез — только на то, чтобы быстренько переодеться.

Сабина едва успела. Как только она вошла в вестибюль отеля, летний ливень превратился в настоящую бурю. Привратник вежливо с нею поздоровался. Лакей принял у нее плащ и зонт и посоветовал: «Вон там можно освежиться и привести себя в порядок». Он указал на дверь с надписью: «Комната отдыха». Там Сабина нашла и мягкие полотенца, чтобы вытереть влажные волосы, и разные заграничные духи. Когда она наконец обрела презентабельный вид, то вернулась в вестибюль и остановилась, не зная, куда идти дальше. Господи, до чего же все-таки грандиозен был этот отель! В отличие от здешней кухни, сильно смахивавшей на преисподнюю, зал ресторана блистал великолепием и был словно перенесен сюда из другой эпохи — определенно Викторианской, решила Сабина. Все стены в позолоте. Занавеси из красного бархата. Потолок расписан фресками. Ковры глубоких красных и золотистых тонов. В зале горели тысячи свечей, отбрасывая теплый свет на лица обедающих, и в этом свете хрустальные канделябры сверкали, как слезы овдовевшей королевы.

Такой зал, безусловно, требовал вечернего платья, но такового у Сабины попросту не имелось. А ее кремовая блузка и черная льняная юбка были совсем простенькими, да еще и слегка влажными, поскольку она шла под дождем. Зато ее непокорные рыжие волосы были красиво разбросаны по плечам — именно так сделала бы и сама Сара Бернар. В конце концов, как раз этого и хотел Эскофье — поужинать с мисс Бернар.

Но ее ждал вовсе не Эскофье, а Бобо.

— Сходство просто поразительное! — воскликнул он.

Опять эта Сара!

Здешний directeur de cuisine оказался совсем не таким, как ожидала Сабина. Мадам Эскофье говорила, что он смуглый, как цыган, и это была правда, но вел он себя как воспитанный человек из хорошей и явно обеспеченной семьи. И одет был не в белую куртку и колпак шеф-повара, а в дорогой двубортный костюм, явно сшитый на заказ. А глаза у него были просто потрясающие — какие-то невероятно синие и неистовые, как гроза.

Бобо предложил Сабине руку и сказал:

— Позвольте проводить вас к вашему столику, мадемуазель.

Сабина колебалась — она отчетливо представляла себе, как пойдет, хромая, через весь этот элегантный зал, и все будут оборачиваться и смотреть на нее, калеку.

— Ничего страшного, — шепнул ей Бобо, — вы просто немного обопритесь о мою руку. — И обнял ее за талию так, словно собирался с нею вальсировать.

Он все понял. Ну конечно же! Эскофье явно рассказал ему, что она болела полиомиелитом. Интересно, что еще он ему о ней рассказывал? И все-таки Сабина взяла его под руку. И прислонилась к нему. От него пахло древесным дымом. Они живут только сорок лет. Так ей сказала мадам. Если это действительно так, то лет через десять его уже не будет на свете. «Как жаль», — подумала Сабина, словно для нее лично это не имело никакого значения, но сердце у нее невольно сжалось — пусть немного, но все-таки сжалось.

Они неторопливо прошли через весь огромный обеденный зал; там было почти пусто. А те несколько пар, что сидели за столиками, казались какими-то выпавшими из времени. Мужчины все были старыми и седыми, в основном в белых смокингах; и у многих на груди висели военные ордена и медали, полученные в какие-то незапамятные времена.

И женщины с ними явно были женами, а не любовницами. И в каждой паре муж с женой были чем-то похожи друг на друга, как это часто случается после долгой супружеской жизни, когда жернова судьбы на обоих оставляют одинаковые шрамы. Головы некоторых дам украшали роскошные тиары; а их руки — длинные перчатки до локтей. И платья на них тоже были длинные, вечерние, и неяркие. Впрочем, некоторые дамы были в перьях и в жемчугах; несколько раз обмотанная вокруг шеи нитка жемчуга делала их похожими на разодетых страусов. Тяжелые серьги сильно оттягивали мочки ушей.

Сабина смотрела на них во все глаза. И Бобо явно это заметил.

— Они все какие-то пыльные, — шепнул он ей на ухо. — Теперь все богачи стали какими-то пыльными.

Отчего-то посетители этого ресторана заставили Сабину вспомнить ту фотографию, на которой команда Эскофье готовилась погрузиться на борт «Титаника». Она даже и сама не могла бы сказать, чем именно они напоминают ей тех, давно погибших людей.

Впрочем, если она и впрямь несколько неприлично пялилась на этих дам, то и они с нее глаз не сводили. Пока Бобо вел Сабину к ее столику, буквально каждый человек повернул голову в сторону этой пары — и вовсе не потому, что девушка была калекой, а потому, что она была красива, да и молодой человек был тоже хорош собой. Собственно, в такой дождливый грозовой вечер этим старикам и поговорить-то было особо не о чем. Немцы и Германия были моментально забыты; ведь в мире пока еще не вспыхнул пожар новой войны.

— Вы давно знаете месье Эскофье? — спросила Сабина.

— Всю жизнь.

— Мне говорили, что вам нельзя доверять, поскольку вы слишком любите женщин.

— А вам не говорили, что я сумасшедший?

— Non.

— Ну и прекрасно. Что-нибудь неплохо и до свадьбы приберечь.

Столик стоял у окна, смотревшего на море, и выглядел поистине роскошно — серебро, белоснежные льняные салфетки, хрустальные бокалы, но прибор был только один. Бобо заботливо подвинул стул, помогая Сабине сесть. Она уселась и стала смотреть в окно на бушующие волны. Но сильный дождь, провожавший ее от порога дома до порога отеля, понемногу начинал стихать. Низкие серые облака неуверенно цеплялись за утесы. Молнии уже не били в землю, а скрещивались в небесах, словно плетя среди облаков светящуюся паутину. В зале было душновато. И все разговаривали шепотом, словно в ожидании очередного раската грома, но гром больше не гремел.

— Шампанского?

Прежде чем Сабина успела ответить, Бобо поднял руку, и к ним подошел официант в белых перчатках с бутылкой «Моэ» и бокалом. Второй официант принес накрытое серебряным колпаком блюдо. Когда он приподнял крышку, Сабина увидела горку мелкой темно-серой и блестящей рыбьей икры.