Марк Хелприн - Рукопись, найденная в чемодане

– Я сфотографирую каждую метку на полу, – рискнул я высказаться, – чтобы вы могли ее измерить и чтобы потом, когда я буду измерять расстояние, я мог продвигаться от края к краю, а вы – прибавлять к этим измерениям ширину меток.

– Верно. При измерениях вы будете пользоваться лупой.

– Сколько раз мне придется проводить измерения?

– Несколько сотен.

– Вы полагаете, что мы сможем управиться со всем этим, прежде чем умрем?

– Будем стараться, – сказал он.

Прежде чем приступить к калибровке, за которой последуют несколько месяцев считывания показаний магнитометров, я спросил у Смеджебаккена, почему мы не можем предположить, что провода сигнализации обесточиваются, когда хранилище открыто. В конце концов, нам потребуется пробиться через них только один раз.

– Допустим, так оно и есть, но что, если нам понадобится свернуть работу из-за того, что Транспортному управлению вздумается провести внеплановую проверку туннеля, или из-за того, что мистер Эдгар приведет Джона Фостера Даллеса посмотреть на золото в хранилище? Что тогда? Ночью они включат сигнализацию, и с нами будет покончено.

– Вы правы.

– И не только это. Ведь кто может утверждать, что все там объединено в одну цепь? Мне представляется, что в зал сигнализации проведено множество раздельных цепей и что размыкаются только те, которые необходимо разомкнуть, а все остальные остаются замкнутыми.

Точность, с которой мы подходили к прокладке нашего туннеля, обеспечивалась не только инженерной подготовкой Смеджебаккена, но также и моим опытом в области навигации. Сочетая методы землемерной съемки с приемами ориентации по звездам и солнцу, мы добивались более жестких допусков. В конце концов, определение местоположения точки на земной поверхности на расстоянии полутора сотен метров от нее – для чего хорошему навигатору достаточно всего лишь секстанта и хронометра – представляет собой отношение площади круга радиусом в 150 метров ко всей площади поверхности земли.

И это могло быть осуществлено на корабле, движущемся по волнам, когда оценка положения солнца зависит от глаз и от нервов. Наши измерения, основанные на метках, процарапанных в мраморе с помощью алмаза, были куда как точнее. Мы могли не терять надежды.

Чтобы иметь возможность заняться землемерными съемками, мы затеяли в подземке работы по специальному проекту. Говоря «мы», я, главным образом, имею в виду Смеджебаккена, который пользовался в Транспортном управлении таким уважением, что, когда он поделился с ними своими опасениями относительно давления, оказываемого материковой платформой на выход скальных пород под Уолл-стрит, из-за чего может произойти внезапный сдвиг, они ему поверили. Они финансировали его исследования тектонических подвижек и предоставили ему разрешение входить как представителю власти во все помещения Стиллмана и Чейза, включая подвал и хранилище.

Я, разумеется, присутствовал там, когда он приходил вместе со своей командой. Когда они были в самом хранилище, за ними по пятам следовали полдюжины охранников с дробовиками. Впервые увидев золото в огромных штабелях, Смеджебаккен озарился ангельской улыбкой. В свое время мой рассказ о том, что оно штабелировано там в виде крепостных валов, стен и кубов размером с небольшие здания, эмоционально его не затронул.

Впервые стоя среди того, что сегодня стоило бы 250 миллиардов долларов, я был как-то хищно наэлектризован и думал: вот оно, здесь, я могу до него дотронуться, могу взять его в руки… могу украсть! Вид золота заставил Смеджебаккена работать с такой же самоотдачей, с какой Пушкин творил в Болдино, с какой Гендель трудился в две свои самые великие недели. Сами по себе деньги ничего не значат и не приносят счастья, но их быстро можно преобразовать в очень привлекательные вещи – кашемировые пальто, безупречно белые и ровные зубы, английские охотничьи ружья, отдых на горнолыжном курорте, цветы. Потратить на преподавателей японского, серфинг в Австралии, кедровые рощи, первые издания редких книг, копченого лосося, крейсерские яхты. Я мог бы продолжать и продолжать. Это лишь некоторые из вещей, которые мне нравятся.

А для Смеджебаккена деньги означали кристально чистый плавательный бассейн и стеклянную консерваторию с видом на озеро Jle-Ман (но этим он, конечно, не ограничивался). Они означали, что его дочь сможет найти себе круг общения и привлекать внимание, несмотря на свой недуг. Они означали, что она сможет даже обрести любовь. И они означали, что она сможет испытать искреннее наслаждение, делясь своим огромным состоянием с теми, кто разделяет такую же судьбу, и, быть может, увидит, как собственному ее ребенку (а то и детям) удастся ускользнуть из темницы, в которой она заточена с самого рождения.

Землемеры Смеджебаккена являлись с дюжину раз и работали так усердно, что когда все было сделано, то сделано было все. Дотошность, с которой они расчерчивали уровни и размечали точки, повторные замеры, использование пяти массивных теодолитов – все это было совершенно уместно в контексте определения сдвига в огромной скальной толще, который мог составлять всего лишь несколько тысячных долей сантиметра. Никто ничего не заподозрил, однако по завершении всех работ мы располагали одним из самых точных комплектов измерений и одной из самых совершенных карт в истории человечества.

Оставались три проблемы: механика, транспортировка и синхронизация.

Нам нужна была виниловая обсадная труба, которую могли изготовить на заводе сантехнического оборудования в Нью-Джерси. Там крайне заинтересовались, что мы собираемся делать с виниловой трубой длиной сорок метров. Нам не очень-то улыбалось объяснять им, что расстояние от пола в золотохранилище Стиллмана и Чейза до точки, находящейся в полуметре над платформой гондолы, стоявшей на запасном пути внизу, составляет 40 метров, а воссоздав золотой слиток – после целого дня тщательных измерений, покупки огромного количества золотых украшений (в то время частным лицам разрешалось иметь золото только в виде ювелирных изделий, золотых пломб или антиквариата), возни с пчелиным воском для изготовления отливочной формы и получения ожогов от пламени в рафинировочной печи, – мы в итоге множества экспериментов определили, что обсадка шахты должна иметь диаметр в двадцать сантиметров, чтобы опустить золотой слиток сквозь скалу без того, чтобы он застрял в самом дорогостоящем заторе в мире, но и не был бы доставлен вниз со скоростью авиабомбы.

Когда нас попросили указать в смете назначение нашего заказа – каковое, надо признать, представлялось чрезвычайно странным, – мы заявили, что и сами не знаем.

Затем нам требовалось доставить в подземку рабочий агрегат и сорок пять метров бура и установить все это в надлежащем месте. К счастью, запасный путь был частью сорокапятиметрового ответвления, в котором мы спрятали все, что только могло нам понадобиться. У входа туда Смеджебаккен возвел стену, в которой установил двойную металлическую дверь с изображением молнии и надписью: «ОСТОРОЖНО: ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ». Этот огромный отсек предназначался для хранения нашего оборудования и складирования скальных отходов из бурящейся шахты. Двери запирались на два замка с пломбами, которые выглядели довольно угрожающе.