Джек Керуак - Ангелы опустошения. Книга 1

"Ах да, а ну да," в конце концов изрекает Коди, и уходит, работать на железную дорогу, проинструктировав меня на улице: "Завтра едем на ипподром, подожди меня у Саймона" — (У Саймона это где мы все ночуем)…

"Окей"

Потом поэты Дональд и МакЛир предлагают отвезти остальных нас домой две мили вниз по Третьей Улице к Негритянскому Жилому Кварталу где даже вот сейчас 15-ти-с-половиной-летний братишка Саймона лазарь жарит картошку на кухне и причесывается и недоумевает по части лунных людей.

Именно этим он и занимается когда мы входим, жарит картошку, высокий симпатичный Лазарь который встает на занятиях первого курса своего колледжа и говорит преподавателю "Мы все хотим разговаривать свободно" — и постоянно спрашивает "Тебе сны снятся?" и хочет знать о чем тебе снилось и когда ты ему рассказываешь он кивает — Хочет чтоб мы ему тоже девчонку нашли — У него чеканный профиль как у Джона Бэрримора, в самом деле выйдет красавец-мужчина, но вот он живет тут один со своим братом, мать и остальные чокнутые братья остались на востоке, Саймона напрягает присматривать за ним — Поэтому его отсылают обратно в Нью-Йорк но ехать он не хочет, фактически же ему хочется слетать на луну — Он съедает все что Саймон покупает домой, в 3 часа ночи он встает и жарит все телячьи отбивные, все восемь, и съедает их без хлеба — Все время он только и делает что переживает насчет своих длинных светлых волосьев, в конце концов я разрешаю ему взять мою щетку, он ее даже прячет, мне приходится ее отбирать — Потом он врубает на всю катушку радио с Джазом Прыгучего Джорджа из Окленда — потом просто вылазит из дому и гуляет на солнышке и задает всем прикольнейший вопрос: "Как ты думаешь солнце свалится?" — "Есть ли чудовища там где ты сказал ты побывал?" — "А у них будет иной мир?" — "Когда с этим будет покончено?" — "У тебя есть шоры на глазах?" — "Я имею в виду настоящие шоры типа как завязать глаза платком?" — "Тебе двадцать лет?"

За четыре недели до этого, на своем велике, он промчался через перекресток у подножия холма на котором стоит Жилой Квартал, прямиком мимо управления Стальной Компании, возле подземного железнодорожного переезда, и врезался в машину и раздробил себе ногу — До сих пор немного хромает — Он тоже уважает Коди — Коли весьма беспокоился по поводу его травмы — Простое сочувствие есть даже в самых необузданных людях — "Этот бедный пацан, чувак, он едва ходить мог — некоторое время он был совсем плох — Я действительно волновался там насчет старины Лазаря. Правильно, Лаз, еще маслица," пока высокий нескладный мальчуганистый Лаз обслуживает нас за столом и приглаживает назад волосы — очень молчаливый, никогда много не говорит — Саймон обращается к брату по настоящему имени того Эмиль — "Эмиль, ты идешь в магазин?"

"Пока нет."

"Сколько времени?"

Долгая пауза — затем глубокий зрелый голос Лазаря — «Четыре» -

"Ну так разве ты не идешь в магазин?"

"Сейчас"

Саймон извлекает полоумные листовки которые магазины разносят по квартирам с перечнем дневных покупок, вместо того чтобы составить весь список необходимого он просто произвольно обводит кружочком некоторые предложения, вроде,

МЫЛО ТАЙДОЛ

сегодня всего лишь 45 центов

— они отмечают это, не потому что им действительно нужно мыло, а потому что так написано, предлагается им, с экономией в два цента — они склоняют вместе свои чистокровные русско-братские головы над листовкой и рисуют еще кружки — Затем Лазарь поднимается на горку насвистывая с деньгами в руке и проводит целые часы в магазинах разглядывая обложки научно-фантастических книжек — возвращается поздно -

"Где ты был?"

"Картинки зыбал"

И вот старина Лазарь жарит свою картошку когда мы все подъезжаем и заходим — Солнце сияет над всем Сан-Франциско как оно видно с длинной веранды позади дома

Поэт Джеффри Дональд элегантный печальноутомленный тип который бывал в Европе, на Искии и Капри и в тому подобных местах, знавал богатых элегантных писателей и личностей, и недавно замолвил за меня словечко нью-йоркскому издателю поэтому я удивлен (я его впервые вижу) и мы выходим на эту веранду обозреть окрестности -

Все это Южная Сторона Сан-Франа в низовьях Третьей Улицы и газгольдеры и водяные цистерны и промышленные рельсы, все в дыму, омерзительно от цементной пыли, крыши, за которыми синие воды доходят до самого Окленда и Беркли, ясно видных, видны даже предгорья за ними начинающие свое долгое восхождение на Сьерру, под облачными вершинами божественной величественной огромности снежно-розово-оттененной в сумерках — Остальной город слева, белизна, печаль — Место как раз для Саймона и Лазаря, здесь вокруг повсюду живут негритянские семьи и их конечно же очень любят и даже банды детворы заваливают прямо в дом и палят из игрушечных ружей и визжат и Лазарь обучает их искусствам вести себя тихо, их герой -

Я спрашиваю себя опираясь вместе с печальным Дональдом на перила знает ли он все это (такой тип) есть ли ему до этого дело или о чем он думает — вдруг замечаю что он повернулся полностью лицом ко мне и смотрит долгим серьезным взглядом, я отворачиваюсь, не могу его выдержать — Не знаю как сказать или поблагодарить его — Между тем молодой МакЛир на кухне, они все читают стихи разбросанные посреди хлеба и варенья — Я устал, я уже устал от всего этого, куда мне пойти? что сделать? как миновать вечность?

Тем временем, свечная душа догорает в наших «клазельных» челах…

"Ты наверное был в Италии и все такое? — что ты собираешься делать?" наконец выдавливаю я -

"Я не знаю что собираюсь делать," печально отвечает он, с грустноусталым юморком -

"Что человек делает когда делает," говорю я безучастно безмозгло -

"Я много слышал о тебе от Ирвина, и читал твою работу — "

Фактически он слишком для меня порядочен — я же способен понять только неистовство — вот бы сказать ему об этом — но он знает насколько я знаю -

"Мы тебя еще увидим где-нибудь?"

"О да," отвечает он -

Два вечера спустя он устраивает нечто типа небольшого обеда для меня у Розы Мудрой Лазури, женщины заправляющей поэтическими чтениями (на которых я ни разу не читал, из стыдливости) — По телефону она приглашает меня, Ирвин стоя рядом шепчет "А нам тоже можно прийти?" "Роза, а Ирвину можно прийти?" — ("И Саймону") — "А Саймону?" — "Ну разумеется" — ("И Рафаэлю") — "А Рафаэлю Урсо поэту?" — "Ну конечно же" — ("И Лазарю" шепчет Ирвин) — "А Лазарю?" — «Конечно» — поэтому мой обед с Джеффри Дональдом с хорошенькой элегантной интеллигентной девушкой, превращается в неистовый вопящий ужин над ветчиной, мороженым и пирогом — что я и опишу когда до него дойдет впереди -