Алекс Тарн - Рейна, королева судьбы

– Ладно, – сказал он наконец, – допустим. Что было дальше?

– Я поняла, что живу чужой жизнью, – улыбнулась девушка. – Что этот накатанный маршрут – не мой. А еще я поняла, что все чаще и чаще вспоминаю бабушку Рейну. Первым на это обратил внимание мой парень, с которым я тогда жила и за которого планировала выйти замуж. Он заметил, что я слишком часто цитирую свою покойную бабку. Что-то типа «как говорила в таких случаях моя бабушка»… или «бабушка Рейна как-то сказала, что»… Казалось бы, ерунда, но пикантность ситуации заключалась в том, что реально бабушка никогда не произносила ничего подобного. Я придумывала это за нее – невольно, автоматически. И чем дальше, тем больше я осознавала, что мне намного удобней и естественней смотреть на мир ее, бабушкиными глазами.

Нир недоверчиво хмыкнул:

– Ты хочешь сказать, что будто бы стала Рейной?

– Не будто бы, – поправила его девушка, – я стала Рейной. Перемена имени была лишь признанием свершившегося факта. Можешь считать это фантазией… я и сама-то поначалу не слишком верила. Но потом случилось то, что случилось: я приехала сюда просмотреть ее интервью.

– Зачем?

– Затем, что хотела больше узнать о ней, а значит, и о себе. Затем, что при жизни она мало что мне рассказывала. Она была для меня любимой бабушкой, которая гуляла со мной, кормила, покупала мороженое и читала книжки с картинками. Мы никогда не говорили на серьезные взрослые темы. Поэтому я, конечно, не могла не вспомнить об этом интервью. Я знала о его существовании только потому, что сама отвозила Рейну в Учреждение незадолго до ее смерти. Тогда меня совсем не интересовало, что она там наговорила. Помню, я просто высадила ее здесь, а сама поехала в центр города – пройтись по магазинам и посидеть в кафе. Потом, часа через три, она позвонила, и я вернулась, чтобы забрать ее назад в пансион. Иными словами, привезла, увезла и забыла. А сейчас вот вспомнила. Можешь себе представить, что со мной стало, когда я это посмотрела.

– Да уж… – Нир покачал головой. – Но неужели ты никогда и ни о чем ее не расспрашивала? Хотя бы о том, где она потеряла глаз. Или об этом чудовищном шраме…

– Нир, милый, я видела этот шрам с младенческих лет, – мягко сказала она. – Мне он казался не чудовищным, а родным. Он был естественной деталью моего детства. А когда в какой-то момент я все-таки спросила, откуда он взялся, бабушка ответила коротко: «С войны», и этого оказалось достаточно. И вот теперь эта видеозапись… Я сказала «можешь представить, что со мной стало», но на самом деле ты не можешь. Никто не может. Ведь я – помнишь? – уже считала себя Рейной. Поэтому все, что произошло с ней, происходило будто бы со мной. Я не могла слушать и не могла оторваться. Как в кошмаре, когда точно знаешь, что вот-вот умрешь, если это не кончится… – с той лишь разницей, что в кошмаре можно проснуться и вздохнуть с облегчением. А тут… тут я не могла проснуться. Меня насиловали эти звери рядом с трупами моих детей, а я… я не могла проснуться.

Рейна закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали.

– Не надо, – попросил Нир. – Зачем ты…

– Молчи! Молчи! – она оторвала ладони от мокрого лица и выставила их вперед предостерегающим жестом. – Ты должен дослушать до конца. Ты здесь для этого, понял? Для того чтобы слушать. Вот и слушай!

– Хорошо, хорошо…

Девушка несколько раз глубоко вздохнула.

– Я не смогла вернуться в Хайфу в тот вечер.

Меня разрывало изнутри, а голова гудела, как чугунный шар. Я не могла говорить, не могла никого видеть. Поэтому я обошла гору и легла здесь же, в лесу, под деревом. Ночью я проснулась в полной уверенности, что лежу в овраге, едва забросанная землей. Я минуты две судорожно шарила по сосновым иглам, разыскивая могилы Фейги и Боруха, пока, наконец, не сообразила, что к чему.

Она сделала паузу и взглянула на Нира, словно ожидая какой-то реакции. Но Нир молчал, и Рейна, устало вздохнув, продолжила:

– Потом я вернулась в Хайфу, к своему прямому накатанному маршруту, который уже не был ни прямым, ни накатанным. Теперь он куда больше смахивал на овраг. Первым делом я выгнала своего Без-пяти-минут-мужа. Он был хорошим парнем, этот Без-пяти, – умным, ласковым, успешным. Из него получился бы замечательный отец семейства. Он превосходно подходил девушке по имени Мириам, с которой познакомился, в которую влюбился и с которой жил душа в душу в течение трех счастливых лет. Вот только Мириам больше не существовало. Собственно, ее не существовало и прежде – был муляж, манекен, кукла, незваная гостья на чужой свадьбе. Ведь на самом деле это была Рейна, живущая в оболочке Мириам, как цыпленок в яичной скорлупе. И скорлупа просто не пережила той поездки в Иерусалим.

Осталась там, в лесу, среди прочего мусора семейных пикников и народных гуляний. Цыпленок проклюнулся окончательно. В Хайфу вернулась совершенно другая женщина, Рейна, с чугунной головой и разодранным в клочья нутром.

– Неужели он просто так взял и ушел? Сразу? От такой, как ты? – удивился Нир. – Что-то не верится…

– Ну, не сразу… – неохотно признала Рейна. – Сначала он решил, что мне попала вожжа под хвост. Что я временно нервничаю, как нервничают все самки в период месячных. Что это пройдет через неделю. Что он поживет немного у друга, а потом все устроится само собой. Может, так оно и случилось бы, не знаю. Может, Рейна и впрямь оказалась бы моей фантазией, усиленной потрясением от бабушкиного видео. Но тут мне попалась под руку статья в одном научном журнале. Статья по теоретической физике. Не знаю, насколько ты в этом…

Она бросила на Нира испытующий взгляд.

– Где уж нам, ариэльским… – саркастически произнес он. – Мы ведь в технионах не обучались. Мы ведь в физике без понятия. Но все же расскажи, авось кой-чего пойму.

– Да ладно тебе, – отмахнулась девушка. – Речь там шла о так называемой квантовой запутанности. Вообще-то, этот эффект давно известен. Описан в середине тридцатых годов Эйнштейном и Шредингером. В квантовой механике получалось, что возможно существование такой пары частиц, которые вовлечены в отношения мгновенной взаимосвязи. Ну, когда изменение одной вызывает мгновенное изменение другой, и этот процесс никак не зависит ни от пространства, ни от времени. Даже если два таких запутанных кванта находятся в разных концах вселенной, то есть разнесены на огромнейшее расстояние. Или в разных тысячелетиях, то есть разнесены на многие года. Все равно, изменив один квант, получаешь мгновенное изменение другого. Так выходило в теории. И конечно, считалось парадоксом, который наглядно свидетельствовал о несовершенстве квантовой механики. Потому что на практике такого не может быть никогда.

– Звучит знакомо, – кивнул Нир. – Что-то подобное ты хотела вытряхнуть из профессора Степушенко…