Алекс Тарн - Рейна, королева судьбы

– Верно! Потому что этот козел Степушенко – участник группы европейских ученых, от имени которых и была опубликована та журнальная статья. Небольшая такая статейка, где черным по белому рассказывалось о практическом подтверждении явления квантовой запутанности. Понимаешь? Они получили пару таких частиц! Запутанность – не парадокс, этот эффект реально существует!

– Ну и что? Что это меняет?

Рейна всплеснула руками:

– Как это «что»? Я вижу, ты ничего не понял…

– Почему же, понял, – возразил он. – Эффект квантовой запутанности подтвержден экспериментом. Слава Эйнштейну и Шле… зин… и прочему Зингеру.

– Шредингеру…

– И ему тоже, – согласился Нир. – Но какое отношение пара европейских квантов козла Степушенко имеют к тебе и твоей бабушке?

– Прямое… – тихо ответила девушка. – Пойми: природа – это единый театр, где нет частных законов. Нет принципов, которые действуют, к примеру, на сцене, но не действуют в раздевалке. Есть только общие принципы. Они работают везде, и в партере, и на ярусах, и в кладовке уборщицы. То, что верно для двух фотонов, должно быть верно и для больших объектов. Таких, как я и моя бабушка. Если, конечно, между нами установлены отношения запутанности.

Нир потряс головой. Он начал понимать, к чему подводит его Рейна, но пока еще отказывался поверить, что она говорит об этом серьезно.

– Погоди-погоди… – медленно выговорил он. – Ты хочешь сказать, что…

– Что изменение моей судьбы может немедленно изменить и то, что случилось с ней! – подхватила Рейна. – Да. Именно так. Ну что ты на меня уставился?

«Господи, да она же действительно тронулась! – подумал Нир. – Реально, по-настоящему. Внешне рассуждает вполне логично, но все рассуждения стоят на совершенно безумной базе. Я уж не знаю, как это называется у психиатров… Надо бы отвести ее куда-нибудь на консультацию, но так, чтобы не знала, – сама ведь ни за что не пойдет…»

– Нир! Перестань на меня так смотреть!

– Как?

– Так! Будто я сбрендила.

– Но ты реально сбрендила, – сказал он, откидываясь на подушки. – Ты сама-то слышишь, что говоришь?

Рейна вскочила со стула и, подбежав к Ниру, наклонилась над самым его ухом.

– А если я скажу, что проверила это? – прошептала она, щекоча его своим дыханием. – А если я скажу, что это работает? Что у меня есть доказательства?

Чтобы не слушать, он натянул на голову подушку.

– У меня есть доказательства, – продолжала бормотать девушка. – Я проверила. Я резко изменила свою жизнь, резче не бывает. Сменила имя, бросила парня, оставила работу, уехала из Хайфы, поселилась здесь. Разве этого мало? Ну, скажи!

– Много! – подтвердил Нир из-под подушки. – Но все эти перемены касаются только тебя. Тебя одной. А твоей бабушки…

– И ее тоже! – свистящим шепотом сообщила она. – Я проверила.

Нир сел на кровати и с безнадежным видом покрутил головой.

– Ну что ты несешь… Как ты могла проверить?

– Интервью, – торопливо ответила Рейна. – Ее интервью. Оно изменилось. Раньше оно было другим.

– Не понял.

– Раньше оно было другим, – повторила она, глядя на Нира горящими полубезумными глазами. – Помнишь, я рассказывала тебе о том, как проснулась в лесу? Как стала искать могилы…

– Давида, Фейги и Боруха…

– Нет! Я так и думала, что ты не заметишь! Я искала две могилы! Только две! Потому что в первоначальном варианте видеозаписи Рейна рассказывала, что Давида убили раньше, еще на лугу. Он выбежал за оцепление – хотел добраться до реки, и мельник застрелил мальчика из револьвера. Понимаешь? А после того, как я переехала в Иерусалим, Давид прожил на несколько дней дольше – до самого оврага! Это, по-твоему, не перемена?

Нир потянулся к ней, обнял, прижал к себе.

– Перемена, перемена… – ласково проговорил он. – Пусть будет перемена. Только успокойся.

– Ты не веришь… не веришь…

– Успокойся, пожалуйста, – уговаривал ее Нир, тихонько поглаживая по спине. – И с чего ты взяла, что я не верю? Верю, конечно, верю.

Рейна резко отстранилась.

– Там появилось еще кое-что, в самом конце. Про меня. Помнишь, она говорит о своей дочери и о внучке Мириам? Так вот: раньше она говорила: «Замечательная девочка», а потом сразу: «Вот и все. Выключайте свою камеру». А теперь добавилась еще одна фраза: «Если кто и сможет что-нибудь изменить, так это она…» То есть я. Понимаешь? Это как послание. Она как будто говорит: «Ты уже кое-что изменила и можешь изменить еще больше!» Она верит в меня, понимаешь? Она ждет, что я смогу ей помочь. Помочь там и тогда, в сорок первом. Но как? Как это сделать, Нир? Я и так уже столько всего поменяла в своей жизни! А добилась всего ничего: нескольких лишних дней жизни для ее старшего сына Давидки…

Вцепившись Ниру в плечи, она настойчиво вглядывалась в его лицо, высматривая, вымаливая, вытягивая ответ. Но чем он мог ответить на столь явное сумасшествие? Предложением сходить к психиатру? Вряд ли это даст положительный результат: услышав такое, Рейна тут же прогонит его из своей постели, квартиры, жизни. Нет-нет, уговоры, а также советы успокоиться и взглянуть на мир трезво решительно не годились. Тогда что? Упорно отводя глаза, Нир искал выход из безвыходного положения. Пауза между тем затягивалась, а вместе с нею росла и опасность того, что девушка расценит его молчание как неверие, как нежелание помочь. Внезапно ему вспомнилась Сигаль и ее редкостное умение выворачиваться из подобных ситуаций.

«Вот оно! – подумал Нир. – Нужно просто обидеться и сменить тему. Как это делает в таких случаях Сигаль».

Он грустно покачал головой и вздохнул.

– Знаешь, о чем я думаю, Рейна? О том, что я тоже – всего лишь часть этой твоей перемены судьбы. Еще бы: куда мне до хайфского парня с престижной специальностью, до выпускника Техниона… Ему-то, конечно, не надо объяснять про квантовую механику, не то что мне, полуграмотному электрику. И семейка у него тоже наверняка не простая. Не будь у тебя цели резко изменить жизнь, ты бы в мою сторону даже не взглянула, так? Так? Молчишь, а? Конечно, так… – Нир сел на постели и потянулся за одеждой. – А тут – самое то: вместо успешного жениха с блестящей перспективой – безвестный лузер с неясным будущим. Вот уж перемена так перемена, правда?

Рейна молчала у него за спиной. Но Нир хорошо представлял себе, что должно последовать дальше. Сейчас она борется со стыдом, но стыд все равно окажется сильнее. Неприятно, когда тебя обвиняют в бессовестном использовании лучших чувств другого человека. Как ни крути, но придется заглаживать вину.

Еще минута-другая – и она подберется сзади, обнимет его за шею, станет шептать на ухо ласковые слова извинения, скажет, что ничего подобного у нее и в мыслях не было. В принципе, можно немного помучить ее, притворяясь обиженным, а можно и не мучить, проявить мужское великодушие. Да-да, они помирятся как можно скорее, выпьют по стакану холодной колы и вернутся в постель. А ближе к вечеру, устав от любви, выйдут в город и будут долго-долго слоняться по прохладным улицам, сидеть в маленьких полупустых кафе и дышать горьким иерусалимским воздухом. А потом снова вернутся сюда – дышать друг другом…