Алекс Тарн - Рейна, королева судьбы

«Черт подери, – подумал Нир с внезапным раздражением, – почему меня должны заботить только те перемены, которых хочет добиться Рейна? Это ведь ее личные дела, ее бабушка, ее семья. Она ведет себя так, будто весь мир вращается исключительно вокруг ее светловолосой головы. Но разве, к примеру, у меня не найдется чего-нибудь такого, что желательно было бы исправить? Хотя бы эта девочка Май… или какие-то другие люди, которых я, возможно, в жизни не видел…»

Вблизи откос не выглядел таким неприступным, каким казался из окна машины. Расщелины, выступы… да и уклон не так уж крут… Нир ухватился за удобный каменный рог, подтянулся и в три счета оказался на середине откоса. Легко! Повинуясь необъяснимому порыву, он сделал еще несколько ловких уверенных движений и выбрался наверх.

Перед ним расстилалась ровная площадка, казавшаяся в темноте бескрайней, в точном соответствии с размерами огромного черного усыпанного звездами окоема, не ограниченного здесь ничем. На юго-востоке висела полная на три четверти луна; ее свет серебрил безжизненное пространство поля, выжженного дневным солнцепеком до белизны, до каменистой кости. Растения могли удержаться на этом открытом месте разве что зимой, в недолгий период дождей. Сейчас же здесь торчали лишь редкие кустики хрусткой сухой травы.

Зато камней хватает, бросай не хочу. И шоссе просматривается превосходно, даже сейчас, ночью. А по другую сторону, где-то там, под луной, в клубящейся на краю поля темноте спит деревня. Деревня, из которой приходят убийцы маленьких девочек. Несомненно, они чувствуют себя здесь неуязвимыми: вряд ли кому-либо когда-либо приходило в голову карабкаться на скальную стенку так, как это сделал сейчас Нир. Полицейские и армейские патрули не любят ходить пешком, а потому поднимаются на откосы в машине, по крутой грунтовке, которая расположена много восточней, примерно в двух километрах отсюда. Пока патрульный джип добирается до места, можно сто раз убежать назад в деревню. Так что прятаться нет необходимости, даром что негде…

Хотя… почему же негде? Присмотревшись, Нир заметил справа от себя темное пятно большого дерева. Скорее всего, это смоковница. И как только она ухитряется пережить лето на этом раскаленном плато? Он уже было повернулся, чтобы спуститься к машине, как вдруг остановился, осененный внезапной мыслью. Ну конечно! Вот он, запасной подменный вариант, который можно предложить Рейне! Нир быстро прокрутил в голове свой план, невинный по сути, но в то же время достаточно безумный для того, чтобы показаться смертельно опасным девушке, мало знакомой со здешними реалиями.

Назад он летел как на крыльях. Рейна была стопроцентно права, отправляя его хорошенько поразмыслить: результат действительно стоил того! Завтра утром он предстанет пред ее строгими очами совсем другим человеком – уверенным и знающим, чего хочет. А впрочем, есть ли смысл ждать до завтра? Утром на шоссе могут быть пробки. Или, не дай Бог, что-нибудь случится: перекроют шоссе из-за автокатастрофы, затеют ловить беглого террориста, сломается мазда… – да мало ли что! Опаздывать к Рейне категорически нельзя – еще решит, что он струсил. Так или иначе, сможет ли он сейчас заснуть? Нет шансов. Значит, нужно по-быстрому собираться и ехать.

Отец смотрел футбол. Нир присел рядом и дождался перерыва между таймами. Они никогда не были особо близки и редко разговаривали на темы, которые не касались бы чисто практических вопросов.

Починки, покупки, уроки, домашние дела. За область чувств в семье отвечала мама, у которой и в самом деле хватало ласки на всех. А потом, после маминой смерти, казалось кощунством покушаться на эту епархию, принадлежащую ей целиком и полностью. В результате отец и вовсе замкнулся. Бывали недели, когда они с Ниром обменивались не более чем десятком слов.

– Папа, я переезжаю к другу в Иерусалим, – сказал Нир, когда судья взял мяч под мышку и двинулся под трибуны. – Временно, на месяц-другой. Так будет удобней.

– Переезжаешь? – растерянно переспросил отец. – Зачем?

– Так будет удобней, – с нажимом повторил Нир. Отец пожал плечами.

– Что ж, если так, то конечно. Когда?

– Сейчас. Соберусь и поеду.

– Вот так, на ночь глядя?..

– А чего ждать? Завтра утром у меня встреча в Иерусалиме. Ты тут не скучай, ладно?

Отец непонимающе поморгал глазами.

– Ты помнишь, что в августе мамин…

– День поминовения, – закончил за него Нир. – Конечно, помню.

На него вдруг накатилась жалость; в перерыве футбольного матча отец казался намного меньше и слабее, чем в первом тайме. Ниру захотелось обнять его, но он просто не знал, как это делается с отцами. В их семье объятия были прочно и навсегда зарезервированы за мамой.

– Ты хоть звони, Сережа, – сказал отец.

– Папа, я ведь не в Новую Зеландию еду. Это час десять езды от порога до порога. И не навсегда. Я ж говорю: месяц-другой. Не переживай так. И пожалуйста, звони, если понадобится какая-нибудь помощь. Например, с бабулей.

Отец послушно кивнул. На поле выбегали футболисты, начиналась вторая половина игры. Нир поднялся к Лидии Сергеевне. Этого разговора он боялся значительно больше. Тем неожиданней оказалась реакция бабушки.

– Господи Боже мой, сынок, – проговорила она, откладывая в сторону книжку, – наконец-то! Я так за тебя рада.

Нир удивленно воззрился на ее взволнованное лицо.

– Бабуля, ты слышала, что я сказал? Я переезжаю в Иерусалим. Временно, ненадолго.

– Вы думаете, что бабка уже ничего не слышит, – с достоинством отвечала Лидия Сергеевна. – Все я слышу. Ты переезжаешь. И очень хорошо. Честно говоря, я уже начала волноваться. Внук Софьи Матвеевны ушел из дома в двадцать лет. Внук Маши – в двадцать один. Внук Бориса Ароновича – в…

– Бабу-у-уля! – простонал Нир. – Ну при чем тут эти внуки?

– Как это при чем? Они все – хорошие молодые люди. И что поделаешь, здесь принято, что хорошие молодые люди начинают самостоятельную жизнь вне родительского дома. Скажешь, нет?

– Ох, бабуля…

– Ну что «бабуля»? Что «бабуля»? Тебе ведь уже двадцать шесть, Сережа. Конечно, я переживаю… – помолчав с минуту, Лидия Сергеевна подняла на внука задорный взгляд: – А что это за друг, с которым ты будешь жить? Она красивая?

Нир невольно улыбнулся.

– Очень.

– Ну и хорошо. Эта твоя Сигаль мне никогда не нравилась.

– Ты ее видела один раз, да и то мельком, – напомнил Нир.

Лидия Сергеевна пренебрежительно передернула плечами.

– Ну так что? Чтобы понять, кто она, не требовалось смотреть на нее. Достаточно было взглянуть на тебя. Ты ведь как зеркало, Сереженька, – все в тебе отражается. И, в случае этой твоей Сигаль, отражалось, прямо скажем, не Бог весть что.