Гу Хуа - В долине лотосов

– Что это с тобой братец? Женат уже семь или восемь лет, а жена твоя как девушка, все еще порожняя ходит. Может, тебе учитель нужен – показать, как дети делаются?

Супруги густо краснели, смущались, но одернуть его не смели. Человека, незаменимого во время проработочных кампаний, нельзя задевать: уж лучше даром кормить его, выслушивать его пошлости да улыбаться ему.

Среди постоянных клиентов Ху Юйинь был еще один достойный упоминания странный человек: Помешанный Цинь, а точнее – Цинь Шутянь, причисленный к «пяти вредным элементам» [4]. Когда-то он состоял на хорошей работе: был учителем музыки в средней школе, потом руководителем уездного ансамбля песни и пляски, но в 1957 году был объявлен правым за «реакционное» представление с песенками критического содержания и сослан в деревню на перевоспитание. Отличаясь большим упрямством, он не признал себя виновным в преступлениях перед партией и социализмом, сознался лишь в нескольких любовных связях и постоянно просил секретаря партбюро Ли Маньгэна сменить ему политическую «шапку правого» на «шапку уголовника». Можно не сомневаться, что это было коварным тактическим ходом. К лотку Ху Юйинь он всегда подходил, когда оставалось поменьше народа, хитро улыбаясь и что-то напевая.

– А что это ты поешь? – спросили его однажды.

– Гуандунскую мелодию «Все выше и выше».

– Ты же причислен к пяти вредным элементам, а рассчитываешь подняться выше?! Тебе впору петь «Все ниже и ниже»!

– Да, вы правы, я ведь послан сюда на перевоспитание и должен стараться изо всех сил…

Цинь Шутянь явно интересовался Лотосом, но вел себя вполне прилично: не оглядывал бесцеремонно и не позволял себе лишних слов. А Лотос всегда считала, что «тощую собаку стыдно пинать, больную лошадь стыдно обижать». Она сочувствовала Циню, даже жалела его и всегда подкладывала ему побольше то риса, то соевого сыра, то кунжутного масла.

На рынке ей приходилось сталкиваться с самыми разными людьми: добрыми, злыми, притворно добрыми, держащими нос по ветру, плывущими по течению, умеющими красно поговорить, способными выдать черное за белое, а белое за черное, продать все и кого угодно. И человеческая жизнь тоже временами начинала казаться ей похожей на рынок, в том числе жизнь тех, с кем она постоянно сталкивалась. Об этих людях мы сейчас и расскажем, какую бы роль в нашем повествовании – главную или второстепенную, положительную или отрицательную – они ни играли.

Кроме частных лавчонок, в Лотосах было три государственных предприятия: промтоварный магазин, лавка местных промыслов и столовая. Они находились в начале, середине и конце улицы, задавая тон местной торговле и как бы демонстрируя преобладание государственного сектора над частным. Столовой заведовала Ли Госян, недавно присланная на эту должность уездным отделом торговли. К свободному рынку у нее было особое отношение. Каждый базарный день она внимательно следила за всеми лотками, где торговали съестным, прикидывая их доход и сколько народу они отвлекают от ее столовой. Словно жена сельского старосты прежних времен, она важно ходила по рынку, выпятив свою несколько увядшую грудь, и едва не рычала на конкурентов. Главным объектом ее ненависти стала Лотос. Ли Госян сразу уловила, что привлекательная внешность этой «соевой красавицы» [5]служит ей лучшей рекламой, не говоря уже о ее улыбчивости и расторопности. «Проклятые мужики! Липнут к ее лотку, словно мартовские коты!» – думала Ли Госян. Она понимала, что такие мысли не красят ее как представительницу государственной торговой точки, но, с другой стороны, чувствовала, что Лотос является ее главной конкуренткой в селе.

Долго она терпела и наконец устроила скандал. Повод был пустяковый и, по существу, не связанный с ее должностными обязанностями. Однажды Ли Гуйгуй, муж Ху Юйинь, сельский мясник, раздобыл свинины, мелко нарубил ее, поджарил, и супруги стали добавлять ее в свою похлебку с соевым сыром, даже не повышая цены. Возле лотка мгновенно выстроилась очередь; некоторые лакомки, прельстившись пахучей и вкусной едой, требовали по две-три миски, зато у столовой посетителей поубавилось.

– Это что же такое? Лоточница отбивает прибыль у государства? – воскликнула Ли Госян. Одним прыжком она подскочила к лотку и, грозно нахмурив брови, закричала: – Предъяви свидетельство о праве на торговлю!

Она протянула руку с часами, которые в деревне были в диковинку и назывались «бычьим глазом». Ху Юйинь от неожиданности так и застыла с черпаком в руке, но продолжала улыбаться:

– Товарищ заведующая, я веду эту торговлю с официального разрешения и исправно плачу налог. Это и взрослые и дети знают!

– Свидетельство! Я хочу посмотреть на твое свидетельство! – повторила Ли Госян, не опуская руки. – Если не предъявишь свидетельства, я пришлю своих работников и заберу твой лоток!

Тут Ху Юйинь совсем опешила:

_ Товарищ заведующая, вы руку-то уберите! У меня честная торговля, а не какой-нибудь черный рынок…

Очередь, страдая по еде с необычной прибавкой, заволновалась и выступила в защиту:

– Она своим лотком занимается, а ты занимайся своей столовой! Колодезная вода речной не помеха. Можно подумать, она на чужую могилу наступила!

– Ну и денек сегодня! В коровьем хлеву лошадиная морда объявилась!

– Ты лучше своей столовой займись, чтоб в лапше мышиного помета не было! Ха-ха-ха…

Чувствуя, что дело может зайти слишком далеко, заведующий зернохранилищем Гу Яньшань попробовал примирить всех:

– Ладно, ладно, в одном селе живем, а свой своего не узнает! Если уж так хочется поговорить, сходите в рыночный комитет или к налоговому инспектору!

Ли Госян едва сдержалась, чтобы не обозвать всех их прихвостнями капитализма. Она чувствовала, что село Лотосы хоть и невелико, но чудовищ и оборотней тут предостаточно. Как говорится, «пруд хоть и мелок, а черепах довольно», преступники кишмя кишат, и все они норовят нагадить ей как кадровому работнику, присланному со стороны.

Вообще-то она была номенклатурным работником уездного отдела торговли, племянницей секретаря укома Ян Миньгао, знаменитым во всем уезде борцом против капитализма. Рассказывают, что она прославилась еще в 1958 году, когда по ее предложению была устроена неожиданная ревизия всех мелких торговцев – событие, которое опять же сравнивали с запуском спутника Земли. О Ли Госян тогда писали провинциальные газеты, она стала героиней дня, была мгновенно принята в кадровые работники. Но «каждый спотыкается на своем каноне» [6]. Этой весной, когда ее уже должны были произвести в заместители заведующего отделом торговли, неожиданно вскрылась любовная связь Ли Госян с женатым секретарем дяди – вскрылась потому, что ей пришлось делать аборт. Секретаря, конечно, сурово наказали, чтобы другим неповадно было, но без лишнего шума. Наказали и врачиху, делавшую аборт, – ее «по делам службы» быстренько сослали чуть ли не на край света. Ли Госян тоже попала во временную опалу и была направлена заведовать столовой в село Лотосов.