Инсаф Давлитов - Чеченская пыль

— Любую работу надо начинать с перекура, — изрекает Тайга и бросает шанцевый инструмент около будущей ямы-«котельной». — Давай присядем.

День длинный, успеем еще руки наволдырить.

Пункт временной дислокации живет обыденной жизнью. Бегают посыльные, ремонтники ковыряются в неисправной технике, такие же залетчики, как и Тайга с Павликом, потеют на своих участках трудотерапии. На плац привезли и показывают в назидание молодым, которые еще не поняли, куда попали, остов сожженного армейского грузовика.

Покурив по два раза, напарники приступают к рытью ям. Спустя несколько тяжелых часов старый да малый решают притормозить. И так поработали от души, даже трусы мокрые. Два готовых углубления — тоже неплохо. Ни к чему надрываться. Выполнишь план, а тебя еще отправят бреши в обороне колючкой закрывать.

Мимо, стараясь не привлекать внимания, шествуют двое контрактников.

Ребята идут купаться в ближайший овраг с затхлой водой. А что?

Нормальная идея. Тайга с Павликом присоединяются.

Самовольщики просачиваются за периметр через южный пост, соединяются тут с остальными членами небольшой группы нарушителей устава. Бойцы, торчащие здесь по долгу службы, пробуют было препятствовать несанкционированному выходу личного состава во внешний мир, но у них мало что получается. Пока идут дебаты, Павлик всматривается во враждебные просторы, замечает в овраге подбитую БМП с размотанной гусеницей.

Наконец, все вопросы улажены. Самоходчики, оскальзываясь на камнях и поднимая пыль, гуськом спускаются в овраг. Оказавшись у воды, решают купаться в два захода. Одна партия моется, другая — контролирует прилегающую местность. Тайга, которому пейзаж этого импровизированного пляжа уже примелькался, привычно усаживается на пригорок и откладывает в сторону автомат. Павлик же поначалу недоверчиво озирается вокруг, потом расслабляется и следует примеру старшего товарища.

Смотреть на плескающихся в воде завидно. Хоть и не первой свежести содержимое водоемчика, все равно хочется скорее окунуться самому.

Павлик скидывает афганку, стягивает майку и подставляет под солнце спину. Говорит, словно оправдываясь:

— Загореть хочу. А то на вас всех посмотришь, и сразу ясно, что вы с передовой. Я один словно из тылового блиндажа вылез.

Загорелый до черноты Тайга косится на плечи Павлика, белые, как снег, успокаивает:

— Ничего страшного, скоро потемнеешь, как негр. В этом климате белизна быстро проходит.

— На ту бэшку можно глянуть? Как она вообще сюда залетела?

— Здесь до нас вроде мотострелковая бригада проходила. Они и оставили.

— Так я сбегаю?

Тайга согласно кивает. Что с него взять? Пацан еще совсем.

Подойдя ближе к объекту исследования, Павлик не останавливается, а идет вокруг БМП. Груда горелого железа молчит той особенной тишиной, которая поневоле навевает невеселые мысли и скрывает тайну чьей-то жизни и смерти. Уничтоженная машина, запечатлев в себе судьбу экипажа, превратилась в памятник. Не скоро, похоже, исчезнут такие невеселые монументы с этой истерзанной земли.

Павлик не может удержаться, вскарабкивается на броню и долго рассматривает чеченское небо, поглаживая зияющий люк выжженной бээмпэшки.

На ВОПе Ильдар ищет капитана. Тот сидит в блиндаже и вызывает вертолет для эвакуации погибших. В глаза мотострелку сразу бросаются краповый берет и гитара с витиеватой синей надписью «Bagram», висящие на бревенчатой стене. Афганистан, по ходу прихватил командир вэвэшников. Выполнял служебно-боевые задачи в каком-нибудь славном полку, душманов гонял по пустыням да горам, а после вывода ограниченного контингента — во внутренние войска ушел. Только споткнулся где-то, звание для его лет невысокое.

Завершив сеанс радиосвязи, капитан смотрит на мотострелка.

— Сегодня транспортник будет. Заодно и тебя отправим в санчасть.

В нагрудном кармане Ильдара тикают часики Ксении. Их ход становится все громче и громче. Словно отчаявшаяся хозяйка милой вещички стучит в его сердце. Какая тут санчасть после того, что произошло? Дела делать надо.

— Нужно эту банду остановить, — произносит Ильдар. — А людей наших вытащить.

Капитан недовольно качает головой. И куда лезет этот боец? Щегол еще совсем, чтобы старших учить. Командир молчит, размышляет о чем-то своем. Мысли наслаиваются друг на друга. Была колонна — расстреляли ее, людей в форме извели, уцелевших забрали с собой. Не в первый раз уже наши попадают в лапы боевиков. И ничего тут не поделаешь. В круговерти войны всегда будут попавшие в неволю.

Предположим, можно людей отбить. Да нет, нереально это… Вокруг не кино идет, а настоящая военная работа со своими проблемами и подводными камнями. Противник тоже не лыком шит, с кондачка его не возьмешь, как думали многие в начале боевых действий. Всю жизнь горцы бандитизмом занимались, далеко не школьники.

А впрочем… Чем черт не шутит? По большому счету, парень дело вещает.

Если в верхах людей не ценят, можно хоть на своем уровне за них постоять. Знать бы только их местонахождение и насколько силен враг.

Неожиданно для себя капитан начинает разговаривать с Ильдаром на равных:

— Сам об этом думаю. Только как?

— Если вы не поможете, я один пойду. Возьму тесак, которым здесь дрова рубят, и уйду.

Капитан хмыкает. Дурак, сумасшедший, герой? Или всего понемногу намешано? Что им движет? Зачем лезет на рожон? И почему он, офицер, идет навстречу сомнительным желаниям рядового?

— Не дури! Эту местность месяцами можно прочесывать. А ну постой-постой… — Капитан прищуривается. — Есть рядом старец один.

Говорят, много всего знает. Если поможет, мы ту банду накроем.

И тут до капитана доходит. У парня есть стержень. Таких людей видно сразу, и им безоговорочно веришь. Потому что сам такой.

Неравнодушный, прямой, боящийся только бесчестия. В жизни таким сильно достается. На войне же им цены нет.

Старик живет в развалинах близлежащего аула. Откуда он пришел в мертвое селение, не знает никто. Пробавляется охотой, ведет натуральное хозяйство.

В деревню бойцы входят осмотрительно, изготовившись к немедленному открытию огня. По ходу движения берут на прицел возможные огневые точки, тыл прикрывает пулеметчик. Вдруг за прошедшее время духи здесь гнездо свили? Навалятся внезапно и замесят, не то что «мама» сказать, моргнуть не успеешь. Но все спокойно.

Вот и землянка единственного жителя. Рядом с ней ухоженный огородик.

Именно с него вэвэшники постоянно покупают зелень, так и спасаются укропом и петрушкой от авитаминоза. Торчит на иссушенной жерди одинокий скворечник. Заслышав шум двигателя, старец выходит на улицу.