Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей

Приготовления велись целую неделю. Хозяин каждый день приносил новости: настелили паркет, уже делают гирлянды, пригласили военный оркестр.

Хозяйка шила у пани Ковалик новое платье из материала, купленного еще до войны. Когда бабка удивилась, что она собирается на вечер, пани Дрозд сказала:

– А почему бы мне не пойти? Война не каждый день кончается. Обязательно пойду. И водки выпью, хотя, если хотите знать, последние пятнадцать лет в рот ее не брала. И потанцую.

Анатоль пригласил меня пойти с ним.

– Видишь, Кася, как мне не везет. Всю войну пользовался таким успехом, что от девушек отбою не было, а теперь, когда война окончилась, никому я не нужен. Но ты-то со мной пойдешь?

Я ни минуты не колебалась. Прежде всего потому, что Анатоль мне очень нравился, он был отличным парнем, в его обществе можно было ничего не бояться, а к тому же предстоял такой вечер!

В субботу утром я вымыла голову, погладила платье и, убедившись, что более или менее готова, предложила тетке Виктории:

– А может, вы тоже пойдете с нами на вечер? Стоило бы. Сегодня будет настоящий бал, не то что в столярной мастерской.

– Хорошо ли я тебя поняла? – Тетка была задета до глубины души. – Ты собираешься на вечер и приглашаешь меня?! Видно, у тебя действительно ералаш в голове. Ведь я нигде не бываю, как и подобает верной жене. Тебе бы следовало это заметить. Мой муж еще сражается. Что же касается тебя… ты разве забыла о том скандале? Пока все обошлось, это верно, но погоди еще. Здесь таких вещей не забывают, уж будь покойна. Сиди-ка лучше тихо, пока не попало.

– Категорически запрещаю! – закричала бабка. – Категорически! Не пожелала пойти на исповедь, так и на вечер не пойдешь. Опять что-нибудь выкинешь. С тебя нельзя ни на минуту спускать глаз.

– Бабушка, – попыталась я упросить ее, – ведь мне уже шестнадцать лет, война кончилась. Такие вечера, как этот, бывают в Кальварии раз в полвека. И хозяева идут, мы пойдем с ними. Пани Дрозд за мной присмотрит. Неужели вы лишите меня такого удовольствия?

Заступничество хозяйки на сей раз не помогло. Бабка как будто начала поддаваться, но тут вмешалась тетка Михася:

– С ума сойдешь с этой девчонкой! Где это видано, чтобы в таком возрасте по балам ходить? Она еще за прошлую танцульку не расквиталась. Моя дочь…

После этих речей бабка заартачилась.

Я убежала на чердак. Мне было горько и обидно. Конечно, я могла уйти без разрешения, ничего бы мне не сделали. Но это не принесло бы ни малейшего удовлетворения. Бабка с теткой были по натуре глупые и несправедливые. Надо же придумать такое издевательство! Они мне просто-напросто мстят. Я забилась в уголок за трубу и долго там сидела.

Взглянув случайно на крышу, я вспомнила, как из чердачного окошка оповестила весь свет о своем шестнадцатилетии. Было мне тогда невыносимо тяжко. Утром у колодца я сама себя поздравила. Подарила себе желтый цветочек, он еще лежал здесь, совсем высохший. Мне захотелось плакать. Но, услышав бабкин зов, я сдержала слезы и спустилась вниз. Бабка велела проводить тетку Михасю на станцию, а потом зайти в аптеку и в булочную.

Тетка пожелала, чтоб я подождала, пока тронется поезд. Едва я вышла со станции, как наткнулась на Петкевича. Он вежливо поклонился. Я видела, что ему очень хочется подойти, но недостает решимости. Я побежала во весь дух в булочную, а оттуда прямо к рынку. У дверей аптеки мое внимание привлек огромный плакат с большим красным крестом наверху. Это было объявление: требовались люди на работу. Сначала я ничего не поняла. Перечитала еще раз. Теперь все было ясно. В Нижней Силезии организуются пункты Красного Креста. Пункты эти будут обслуживать людей, возвращающихся из гитлеровских концлагерей, и новоселов, которые приедут осваивать западные земли. Жилье, питание и обмундирование гарантируются. Выдается бесплатный железнодорожный билет. И вдруг меня осенило. «Требования: хорошее здоровье и возраст не моложе восемнадцати лет, только и всего», – подумала я. Здоровье у меня лошадиное, лет, правда, немного не хватает, но выгляжу я, пожалуй, старше…

Я вошла в вербовочный пункт. Народу было немного. Несколько вопросов, кое-какие анкетные данные (документы не спрашивали). Дату рождения я изменила. Получилось столько лет, сколько требовалось.

Пять минут спустя у меня в кармане уже лежал железнодорожный билет и направление в Свидницу. Название города мне понравилось, оно было какое-то веселое.

«Теперь можно и не идти на вечер», – подумала я, входя в аптеку. Лекарство получила, но возвращаться домой не хотелось, и я побежала на станцию узнать, когда будет мой поезд.

Только бы поскорее уехать. У меня было четыреста злотых и вещей так немного, что они легко помещались в маленьком чемоданчике.

Я задумалась и не заметила, как нос к носу столкнулась с участницами той знаменитой прогулки по Кальварии. Они проследовали мимо с безразличным видом, молча. Смотрели куда-то в пространство или себе под ноги, одна только Бася глянула на меня с вызовом.

Я не могла сдержаться. Пусть думают, что я совсем спятила, – опомнятся, когда меня здесь не будет. И показала им язык…

Поезд тронулся. Я стояла у окна вагона и улыбалась, пока последние дома Кальварии не скрылись за поворотом. Села и сразу почувствовала усталость и растущее беспокойство, мучительное, как зубная боль. Не имело смысла прикидываться. Не перед кем было. Никто меня не видел. А на самом деле мне было страшно.

Я украдкой разглядывала попутчиков – доверия они не внушали. Все были поглощены своими заботами. Мне становилось все страшнее. Я боялась предстоящего путешествия, боялась этих людей. Может, лучше вернуться вечером из Кракова? Пожалуй, так и сделаю! Зачем только я затеяла эту поездку? Вернусь вечерним поездом. Приняв решение, я немного успокоилась. В Скавине мы надолго застряли.

– На краковской линии серьезная авария, – сообщил начальник поезда.

Кое-кто из пассажиров решил добираться до Кракова на попутных машинах, мне же спешить было некуда. Я осталась одна в купе. У меня было достаточно времени, чтобы обдумать свой шаг. Когда поезд наконец прибыл в Краков, все сомнения улетучились в шуме и сутолоке большого вокзала. Страх исчез без следа.

Поезда в сторону Вроцлава не пришлось долго дожидаться. Подали состав, и, прежде чем я успела опомниться, все места были заняты. Какой-то симпатичный железнодорожник помог мне забраться в вагон через окошко.

Меня прижали в угол купе, у самой двери. Проехали Катовице. На конечной станции, в Кротошине, я должна была сделать еще одну пересадку – на Вроцлав. Поезд неторопливо двигался вперед. Пассажиров, казалось, радовало уже то, что он не стоит на месте. Мы часто останавливались на маленьких, похожих друг на друга, почти всегда пустых и разрушенных станциях. Пейзаж ничем не отличался от нашего. Проехали угольный бассейн, дальше по обеим сторонам полотна потянулась беспредельная равнина. Кое-где рельсы так близко подходили к шоссе, что из окон вагона были отчетливо видны целые кладбища полусожженной и разбитой военной техники, сваленной в канавы. Ни следа гражданского населения. В деревнях и на дорогах ни души. Лишь иногда попадались группы военных.