Иржи Грошек - Большая реставрация обеда

Все счастливы – авторы и соавторы.

Вопрос:Алкоголь стимулирует ваше творчество?

Ответ: Писатель – это подвижник, который сидит на заднице! Такой у него постриг! И если стимулировать писателя алкоголем, он может запросто свалиться со стула! Другое дело – редактор, который сидит у писателя в голове. Его подпоить – одно удовольствие! Тогда редактор становится неадекватным и падает со стула вместе с писателем. Но еще остается корректор, можно сказать – правая рука писателя, а с ним возникают трудности. Потому что корректор держится за стакан и не хочет разжимать пальцы. А в целом подвыпивший писатель напоминает подводную лодку на перископной глубине. Сам лежит под столом, и только рука со стаканом всегда на поверхности.

Вопрос:Вы надо мной издеваетесь?!

Ответ: А вы разве – нет?! Такие вопросы мне задаете, как будто писатель – это диагноз!

– Вот видишь, – сказала Анита. – Я правильно сделала, что изолировала тебя от общества и спиртных напитков. Хотя бы временно.

За эти три дня, проведенных в комнате под арестом, я растворил в себе весь аспирин, вспомнил Аниту, которая меня похитила, и распечатал на тридцати страницах слово – «Хелп!!!». Это было обращение ко всем работникам городской канализации с просьбой о помощи. Что меня содержат в нечеловеческих условиях, без пива и секса, как стерилизованную канарейку. То есть из вышеупомянутых страниц я насворачивал бумажных корабликов и сплавил кораблики в унитаз, поскольку другой пневматической почты не предвиделось.

– Хватит играть в Ниагарский водопад! – возмущалась Анита. – Займись, пожалуйста, делом! Оставь унитаз в покое!

Она хотела, чтобы я восстановил события, которые довели несчастного Густава Шкрету до смерти. Анита из женской вредности билась над вопросом – какого свойства была эта смерть. Насильственная или причинно-следственная? Судьба Йиржи Геллера ее не очень-то волновала.

– Для этого есть Вендулка, – заявляла Анита. – Я не могу заботиться о двух мужчинах одновременно. Каждому свое!

И неизвестный автор, брошенный в загородном доме под городом Брно, не беспокоил Аниту.

– Там остался мой «фольксваген», – поясняла она. – Так что в случае чего…

Как бездыханный автор мог воспользоваться ее «фольксвагеном», Анита не уточняла.

– Сколько можно?! – спрашивала Анита. – Почему все мужчины мрут как мухи?! – Она принималась загибать пальцы: – Йиржи Геллер, неизвестный автор, Густав Шкрета… Сколько можно?! Надо восстановить хронологию событий! Ты ведь писатель какой-никакой – вот и восстанавливай!

Настоящего Йиржи Геллера она с легкостью похоронила для кучности. Хотя куда он провалился – одному Богу было известно.

– Месть – это женское понятие о справедливости, – сообщила Анита, когда я попытался выяснить, почему она не обратилась в полицию, а привязалась ко мне.

– А порядочная пани не должна фигурировать на судебном процессе, если ей на процессе фигурировать не в чем, – поддакнула Янка. – У меня, например, нет одежды – ни в клеточку, ни в полосочку!

Янка появилась к вечеру первого дня и сразу же наполнила телевизор странными ассоциациями. Вдобавок моя интерактивная связь с дамами не отличалась разнообразием. Я их видел, а они меня нет, поскольку камера наблюдения была установлена только на кухне…

– Какие у тебя претензии? – поинтересовалась Анита, когда я стал возмущаться обстоятельствами своего содержания.

– Даже в зоопарке условия хуже, – снова поддакнула Янка.

Я требовал установить видеокамеру в женском душе, чтобы программы по телевизору были интереснее. При этом мне приходилось орать под дверью, потому что иначе звук просто не распространялся.

– Мне надоело смотреть, как вы режете овощи!! – надрывался я. – Нельзя ли сходить в магазин и принести мне пива для разнообразия?!

Но Янка язвительно замечала, что вначале – пиво, потом – бабы, и если я называю это разнообразием, то – совершенно напрасно. И лучше бы я не орал под дверью, а сел за компьютер и восстанавливал картину преступления. Потому что получится – детектив, за который издательство может заплатить деньги.

– Уникальный случай, – соглашалась с ней Анита. – Мы его содержим безо всякой для себя пользы…

– Что подрывает основы женского существования, – подтверждала Янка.

В общем, на третий день я включил компьютер и напечатал следующую фразу: «Боги, не гневайтесь на меня все сразу – станьте в очередь», думая, как бы поживописнее изобразить бурную литературную деятельность. Далее, войдя в образ, я взлохматил на своей голове волосы, погляделся в зеркало и от испуга исписал еще полстраницы разными многозначительными словами. Предполагая, что именно так должно начинаться повествование – издалека и туманно. После чего потерял к этому мероприятию всяческий интерес и пару дней лежал на спине, не беспокоя другие части тела. Покуда во входной двери не появилась дырка, просверленная Анитой или Янкой.

– Это чей там глаз? – тогда поинтересовался я.

– Это наш! – хором отвечали дамы. – Теперь мы будем за тобой наблюдать.

– Валяйте! – разрешил я.

Часа через полтора они стали шумно возмущаться, потому что за прошедшее время произошло только одно изменение – я почесался. И «бездельник», и «тюлень» были самые божеские эпитеты после этого изменения.

– Великие художники Возрождения, – возразил я, – ждали, как минимум, трое суток, чтобы в комнате осела пыль. Прежде чем приступить к работе.

– А мы думали, что ты подох, – пояснили они.

И хотя мне уже надоело – я пролежал еще полтора часа, из принципа. Только тогда встал, заткнул смотровое отверстие и снова сел за компьютер…

Всякая информация, что поступает от женщин, должна быть рассмотрена обоюдоостро. Как банкнота. Поскольку на женских купюрах с одной стороны нарисованы чешские евро, а с другой – американские доллары. То есть не информация, а облигация государственного займа. Мужчины торопятся с выводами, что женщина – безобидная идиотка, когда не в силах дослушать ее до конца. А между тем, записавшись на кулинарные курсы для домохозяек, можно дождаться рецепта – как расчленить труп. Я не запугиваю, а просто рассуждаю. Что женщина на исповеди придерживается повествовательной манеры: начинает с далекого детства и не всегда доходит до собственных грехов. Просто не успевает!

Но Янка с Анитой, пересказывая и с конца, и с начала, ни разу не упомянули, что они утопили в ванне Густава Шкрету и разрисовали его химическими карандашами. Поэтому мне оставалось только верить дамам, что они к этому делу непричастны. А также исследовать природу загадочной надписи «Гай Петроний Арбитр» – как единственной и малопонятной улики…