Джон Стейнбек - О мышах и людях

Рослый спокойно рассматривал старую собаку.

– Да, — сказал он. — Хочешь, бери щенка. — Он продолжал все живее: — А знаешь, Карлсон прав. Эта собака сама себе в тягость. Ежели я стану таким вот дряхлым калекой, уж лучше пускай меня кто-нибудь пристрелит.

Огрызок беспомощно посмотрел на него, потому что слово Рослого — закон на ранчо.

– Но ведь ей будет больно, — сказал он неуверенно. — А я согласен о ней заботиться.

– Пристрелю так, что она и боли не почувствует. Прицелюсь вот сюда, — сказал Карлсон. Он указал ногой. — Прямо в башку. Она и не рыпнется.

Огрызок переводил взгляд с одного лица на другое — искал поддержки. На дворе уже совсем стемнело. Вошел молодой работник. Плечи пригорбились, шагал он тяжело, словно нес невидимый мешок с зерном. Он подошел к своей койке и бросил шляпу на полку. Потом взял измятый журнал и положил на стол под лампочку.

– Я тебе не показывал, Рослый? — спросил он.

– Что такое?

Вошедший перелистал журнал и ткнул пальцем:

– Читай вот здесь. — Рослый склонился над журналом. — Вслух давай.

– «Уважаемый редактор, — медленно начал Рослый, — я читаю ваш журнал уже шесть лет и уверен, что он самый лучший. Мне нравятся рассказы Питера Ранда. По-моему, он ловко заливает. Печатайте побольше таких штук, как „Черный всадник“. Я не мастак писать письма. Просто решил сообщить всем, что за ваш журнал не жалко отдать пять центов». — Рослый удивленно поднял голову. — Для чего это было читать? — Дальше, — сказал Уит. — Прочти подпись внизу. Рослый прочел: — «Желаю успеха. Уильям Теннер». Он снова взглянул на Уита. — Так для чего ж это было читать? Уит с важным видом закрыл журнал.

– Неужто ты не помнишь Билла Теннера? Он работал здесь месяца три назад.

Рослый задумался.

– Такой маленький? — спросил он. — Работал на пашне?

– Во-во, он самый! — воскликнул Уит.

– Так ты думаешь, это он написал?

– Я знаю в точности. Как-то раз сидели мы с Биллом здесь, в этой самой комнате. У Билла был свежий номер журнала. Сидит он, читает и, не поднимая головы, говорит: «Я написал письмо в редакцию. Интересно, поместили его или нет?» Но письма там не было. Билл и говорит: «Может, они его еще поместят». Так и вышло. Вот оно.

– Верно, — сказал Рослый. — Вот оно, в журнале.

Джордж протянул руку.

– Можно поглядеть?

Уит снова отыскал нужную страницу, но журнала не отдал. Он ткнул в письмо пальцем. Потом пошел к своей полке и бережно положил туда журнал.

– Любопытно знать, видал ли это сам Билл? — сказал он. — Мы с ним работали вместе на гороховом поле. Билл славный малый.

Карлсон не принимал участия в разговоре. Он все глядел на старую собаку. Огрызок с беспокойством следил за ним. Наконец Карлсон сказал:

– Хочешь, я избавлю ее от страданий сейчас же. И дело с концом. Ничего другого не остается. Жрать она не может, не видит ничего, даже ходить ей больно.

– Но ведь у тебя нет пистолета, — сказал старик с надеждой.

– Как бы не так. Есть, «люгер». Ей не будет больно.

– Может, лучше завтра… Обождем до завтра, — сказал Огрызок.

– А чего ждать? — сказал Карлсон. Он подошел к своей койке, вытащил из-под нее мешок, достал пистолет.

– Надо покончить сразу, — сказал он. — От нее так воняет, спать невозможно.

Он сунул пистолет в боковой карман.

Огрызок бросил на Рослого долгий взгляд, надеясь, что тот заступится. Но Рослый молчал. Тогда Огрызок сказал тихо и безнадежно:

– Ну уж ладно, веди.

На собаку он даже не взглянул. Снова улегся на койку, заложил руки за голову и стал глядеть в потолок.

Карлсон вынул из кармана короткий кожаный ремешок. Он нагнулся и надел ремешок на шею собаки. Все, кроме Огрызка, следили за ним.

– Пошли, милая. Пошли, — сказал он ласково. А потом, как бы извиняясь, обратился к Огрызку: — Она ничего и не почувствует.

Старик не ответил и даже не пошевелился. Карлсон дернул за ремешок.

– Пошли, милая.

Собака с трудом встала и пошла за Карлсоном.

– Слышь, Карлсон, — сказал Рослый.

– А?

– Ты знаешь, что надо сделать?

– О чем это ты?

– Возьми лопату, — отрывисто обронил Рослый.

– Ну, само собой. Понял.

И он вывел собаку в темноту.

Джордж подошел к двери, закрыл, осторожно опустил щеколду. Огрызок недвижно лежал на койке и глядел в потолок.

Рослый громко сказал:

– Там у одного мула копыто треснуло. Надо замазать смолой.

Он замолчал. Снаружи было тихо. Шаги Карлсона замерли. В бараке тоже стало тихо. Тишина затягивалась.

Джордж засмеялся.

– А ведь Ленни сейчас в конюшне со своим щенком. Он теперь сюда и войти не захочет, раз у него щенок есть.

– Огрызок, — сказал Рослый. — Ты можешь взять щенка, какого захочешь.

Старик не ответил. Снова наступила тишина. Она словно выползла из ночной тьмы и заполонила барак.

Джордж сказал:

– Никто не хочет перекинуться в картишки?

– Я бы, пожалуй, сыграл, — сказал Уит.

Они сели за стол, под лампочку, друг против друга, но Джордж не стасовал карты. Он беспокойно забарабанил пальцами по краю стола, и на этот негромкий стук обернулись. Джордж перестал стучать. Снова стало тихо. Прошла минута, другая. Огрызок лежал неподвижно, глядя в потолок. Рослый посмотрел на него, опустил глаза и уставился на свои руки; одной ладонью он прикрыл другую. Из-под пола раздался негромкий скребущий звук, и все сразу повернули головы. Только Огрызок по-прежнему смотрел в потолок.

– Похоже, крыса, — сказал Джордж. — Надо поставить крысоловку.

Уит наконец не выдержал:

– И чего он там возится? Ну, сдавай же карты! Этак мы ни одного кона не сыграем.

Джордж собрал карты и принялся их рассматривать. Снова стало тихо.

Вдали хлопнул выстрел. Все быстро взглянули на старика. Головы разом повернулись в его сторону.

Еще мгновение он продолжал смотреть в потолок. Потом, не сказав ни слова, медленно повернулся лицом к стене.

Джордж быстро стасовал карты и сдал. Уит пододвинул к нему грифельную доску для записи очков и фишки. Он сказал:

– Кажись, вы, ребята, и в самом деле пришли сюда работать?

– Как так? — спросил Джордж с недоумением.

Уит насмешливо хмыкнул.

– Ну, ведь пришли-то вы в пятницу. Два дня придется работать, до воскресенья.

– Не понимаю, — сказал Джордж.

Уит снова хмыкнул.

– Должен понимать, ежели бывал на больших ранчо. Кто хочет приглядеться, приходит в субботу, под вечер. Он ужинает, да в воскресенье еще три раза поест, а в понедельник утром может позавтракать и уйти, палец о палец не ударив. Но вы пришли в полдень в пятницу. Как ни крути, а выходит — полтора дня.

Джордж спокойно посмотрел на него.

– Мы хотим здесь остаться на некоторое время, — сказал он. — Нам с Ленни надо подработать.

Дверь тихо приотворилась, и в щель просунулась голова конюха. Это была черная голова с печальным изможденным лицом и покорными глазами.