Сергей Антонов - Аленка

Вдали возник желтый вращающийся конус, из каких обыкновенно в мультипликационных фильмах появляются волшебники.

Быстро крутясь, он подбирал по пути прошлогоднюю ветошь, гнал листья, шары перекати-поля и тут же терял свою добычу.

Небо опустилось и стало желто-розовым, будто на него падал отсвет далекого пожара.

Вращающийся конус, быстро увеличиваясь, превратился в длинный дымящийся столб, дотянулся до неба и вдруг, неизвестно отчего, ослаб, обессилел и растворился в мутном воздухе.

Сверчки давно затихли. Птицы куда-то попрятались.

Столбики пыли возникали то справа, то слева, рассыпались, исчезали, возникали снова; один из них догнал машину и прошел сквозь нее, как будто ее не было.

Аленка испугалась, накрыла лицо платком, но любопытство все-таки пересилило, и она снова стала смотреть, что творится вокруг.

Столб, пробежавший сквозь машину, не распался; чуть накренившись, он обегал степь тугим веретеном.

Ветер дул ровно и сильно.

Ковыль лежал ничком.

Сзади, где Аленка привыкла видеть ровную, спокойную линию горизонта, колебалась широкая, на всю степь, бурая стена. ¦

Стена медленно надвигалась и, хотя машина шла быстро, все же настигала машину.

Вдруг что-то острое больно хлестнуло Аленку по левой щеке, по лбу, по левому глазу, и она снова нырнула под платок.

Волны мелкой, острой пыли шли одна за другой, и, закутанная в толстый платок, Аленка безошибочно ощущала, когда подходила очередная волна.

— С пашни несет, — послышалось глухое ворчание Гулько. — Как бы всю нашу целину в Россию не унесло…

Пыль то тише, то громче барабанила по одежде.

Аленке надоело сидеть в шерстяной духоте, и она выглянула из-под платка.

У неподвижных людей в каждой складке платьев, юбок, платков, плащей, пиджаков желтели тяжелые барханчики пыли, а на лбу спящего Степана можно было писать пальцем.

Бурая стена немного посветлела, но ветер дул с прежней силой, и новая волна уже настигала машину.

Аленка собралась было снова скрыться под надежным платком, но заметила пыльный конус и стала с удивлением приглядываться, потому что конус показался ей неподвижным. Вскоре она убедилась, что темневший предмет не двигается, а поэтому не может быть пыльным конусом.

— Теперь я знаю! — радостно закричала она, сбрасывая платок на плечи. — Туда надо ехать! Туда! Там столбы. На том боку столбы!

Осыпанные песком фигуры были неподвижны, словно замерли.

— Вон она! Я вижу! — кричала Аленка, колотя кулаками по кабинке. — Могилка! Нам туда надо ехать.

Действительно, это была старая казахская могила, сложенная из земляных кирпичей. Аленка запомнила ее еще с весны, когда ехала к маме на каникулы.

Толя остановил машину и вышел. Глаза у него были красные, как у кролика, и губы обведены черным кантом.

— Туда надо ехать, дядя Толя! — кричала Аленка, — Туда! Там столбы!

— А ты почему знаешь?

— Да вот же она, могилка! Ей-богу, правда! Я же здесь ехала! А за могилкой — столбы.

— Ну смотри, — сказал Толя. — Если напутала — дальше не повезу. Скину.

«А что, как ошиблась? — подумала Аленка, когда машина стала поворачивать. — Может, это какая-нибудь другая могилка… И так они на меня сердятся, а тогда и вовсе беда». Она так разволновалась, что встала и, не обращая внимания на режущий лицо ветер, начала вглядываться в мутную даль. Пыльные волны набегали реже, и, хотя ветер дул с прежней силой, заметно посветлело.

Машина ехала и ехала, а никаких столбов видно не было. «Тыща восемьсот двенадцать — Отечественная война, — шептала Аленка, стараясь успокоиться. — Тыща восемьсот двадцать пять — восстание декабристов…»

— Вот они, — проговорил Гулько и указал совсем в другую сторону.

И правда, там виднелись тощие степные телеграфные столбы. Наверное, их увидел и Толя — машина прибавила ходу и уверенно побежала вперед.

Все зашевелились, стали отряхиваться, перешучиваться.

Только Эльза сидела в уголке, тихая, как мышка, уставившись в одну точку. Лицо ее потемнело от пыли, под глазами чернели мокрые пятна.

— Наелись краснозему? — спросил ее Гулько, утирая лоб и щеки циркуляром, отпечатанным на папиросной бумаге. — Небось на критику сердитесь? Я ведь это так, без укору. За то, что вы такие чудные получаетесь, в первую очередь нас корить надо, а не вас. Вон растет пополнение, — кивнул он на Аленку. — Эти, будьте спокойны, они не то что зубное кресло — что хочешь добудут.

Аленка сияла.

— Нате-ка вот бумажку, утрите глаза, — примирительно продолжал Гулько. — Сейчас еще ладно — лето. А зимой придется ехать — берите с собой ватное одеяло. В буран попадете — беда! Тут, в солнечном Казахстане, снегу наметает метра на три. Угольником ничего не сделаешь, приходится роторный снегоочиститель пускать. Выроет снегоочиститель в снегу траншею, вот и едешь в этой траншее, как в корыте. Там уж не заплутаешься, вправо-влево не свернешь.

— А я увидела могилку и вспомнила, где столбы, — сказала Аленка.

— Молодец, — похвалил ее Гулько. — В январе мне пришлось этакой траншеей ехать на тракторных санях. За оборудованием ездили. Сижу, закутавшись в ватное одеяло, а буран одеяло пробивает насквозь. Ровно это решето, а не толстое одеяло. «Скорей бы, думаю, доехать, не то замерзну». Смотрю — впереди фары… Кто-то навстречу пробивается по нашей траншее. А разъезды там были сделаны через два километра. Заднего хода дать не можем, поскольку у нас сани. Подъехали ближе. Смотрю — мать честная! — у них вроде тоже тракторные сани! А в общем, — неожиданно заторопился Гулько, — в общем, разъехались.

— Я эту могилку еще весной запомнила, — сказала Аленка.

— Молодец! А ну, постучи Толе.

— Зачем?

— Постучи, тебе говорят! — повторил Гулько раздражаясь.

Машина остановилась. Гулько спрыгнул, на землю и размялся.

Пыль пронесло. На посветлевшем небе сияло солнце.

Дул теплый прозрачный ветер, и стрекотали сверчки.

Вокруг было до того ярко и солнечно, что Аленка подумала, не приснились ли ей все эти пыльные столбы и полосы.

Гулько строго кашлянул и направился к телеграфному столбу.

— Куда это он? — тревожно спросила Аленка.

— Ладно тебе. Сиди. — Василиса Петровна легонько толкнула ее и постно поджала губы.

Гулько остановился у столба и прикинул глазами рас стояние. Машина была близко. Он пошел к столбу, который подальше.

— Куда он, тетя Василиса?

— Ты что, судья? Нет? Так и нечего беспрерывно вопросы спрашивать. Вон гляди, какой краля.

На ближнем столбе сидел белоголовый ястреб. Вот он сгорбился, чуть раздвинул крылья, стремительно, как из рогатки, упал со столба и, чуть коснувшись земли, красивой дугой взмыл в воздух с жирной тушкой суслика под брюхом.

Когда Аленка потеряла ястреба из виду, Гулько уже шел назад.