Норман Мейлер - Нагие и мёртвые

— Черт возьми, Гроза Япошек, ты повернул против меня? — спросил он тихо.

— Нет.

— Тогда о чем ты говоришь? Ты ведь сержант, и тебе нельзя поддаваться таким настроениям.

Мартинес попался на эту удочку. Под сомнение была поставлена его преданность, и он болезненно ждал следующих слов Крофта, ждал, что тот скажет нечто такое, чего он страшно боялся: "Эх ты, мексиканец!…"

— Я полагал, что мы с тобой хорошие друзья, Гроза Япошек.

— Да.

— Я думал, что ты ничего не боишься.

— Да.

Его преданность, дружба, мужество — во всем этом готовы были усомниться. И когда Мартинес взглянул в холодные голубые глаза Крофта, то ощутил прежнее чувство собственного ничтожества, чувство неполноценности, которое испытывал каждый раз, когда обращался к… белому, протестанту. Но на этот раз было и еще что-то. Смутная опасность, которую он всегда чувствовал, теперь казалась более определенной, более близкой. Что они сделают с ним? Что с ним будет? Он почти задыхался от страха.

— Беру свои слова назад. Гроза Япошек пойдет с тобой.

— Я в этом не сомневался.

Мартинес чувствовал, что похвала Крофта как плевок висит на ней.

— Что это значит, ты пойдешь с ним? — спросил Галлахер. — Послушай, Крофт, какого дьявола ты не хочешь повернуть назад? Или у тебя мало этих паршивых медалей?

— Заткни свою глотку, Галлахер!

Мартинесу хотелось незаметно отойти в сторону.

— А-а-а! — Галлахер колебался между страхом и решимостью. — Слушай, Крофт, я не боюсь тебя, и ты знаешь, что я о тебе думаю.

Большинство солдат взвода проснулось и напряженно наблюдало за ними.

— Заткнись, Галлахер.

— Смотри лучше не поворачивайся к нам спиной!

Галлахер пошел прочь. Он весь дрожал — это была реакция на собственную смелость: в любой момент Крофт мог подойти к нему сзади, повернуть к себе лицом и ударить. От этого ожидания по спине забегали мурашки.

Но Крофт ничего не предпринял. Он все еще переживал предательство Мартинеса. Сопротивление взвода никогда еще не действовало на Крофта с такой силой. Он должен покорить горную вершину, а солдаты тянули его назад. Такое неповиновение ослабило его решимость и едва не лишило воли.

— Ол райт, ребята. Выступаем через полчаса, так что не тратьте времени зря.

В ответ послышались ворчание и возгласы недовольства, но он предпочел не выделять из этого хора ничьих голосов. Крофт расходовал свои последние волевые ресурсы. Он смертельно устал, а его немытое тело невыносимо чесалось.

Что они смогут сделать, когда перейдут через гору? От взвода осталось только семь человек, причем Минетта и Вайман совершенно бесполезны. Крофт заметил, как Полак и Ред, с трудом разжевывая свой завтрак, бросали на него свирепые взгляды. Но он заставил себя сдержаться. Он займется всем этим, когда они перейдут через гору. Главная, единственно важная проблема — покорить гору.

Ред наблюдал за Крофтом уже в течение нескольких минут, отмечая с тупой ненавистью каждое его движение. Никогда никого он так сильно не ненавидел, как Крофта. Ред начал есть консервированную яичницу с беконом, и в желудке у него заурчало. Пища была тяжелой и безвкусной; когда он разжевывал ее, в нем боролись два противоречивых желания — проглотить или выплюнуть. Каждый кусок надолго застревал во рту. Наконец он отбросил банку с консервами и сидел, уставившись на свои ноги. Его пустой желудок болезненно пульсировал.

У него оставалось восемь пайков: три — консервированного сыра, два — консервированной ветчины с яйцами и три — консервированного мяса. Он знал, что ни за что не сможет проглотить их и они будут лежать лишь дополнительным грузом в его рюкзаке.

— А-а, к черту их!

Он собрался было выбросить все, кроме сигарет и конфет, но ему пришла мысль, что кто-нибудь, возможно, захочет их взять, И тут же он мысленно представил, как подходит к одному, другому человеку с консервами в руках и выслушивает их насмешки. А, ладно, решил он, в конце концов это его собственное дело. Ред бросил консервы в траву в нескольких футах от себя и какое-то время сидел охваченный яростью. Потом он успокоился и начал упаковывать рюкзак. Во всяком случае, теперь рюкзак будет легче, успокаивал он себя. Но ярость снова поднималась в нем. "К черту эту армию, к черту проклятую войну! К черту эти паршивые консервы! — подумал он. — Убивай, и тебя тоже убьют за эти вшивые пайки. К черту всю эту проклятую кутерьму! Раз они не могут накормить человека, тогда к черту, к черту всех!" Он дрожал так сильно, что вынужден был сесть и перевести дыхание.

Нужно смотреть правде в глаза. Армия жестоко обошлась с ним. Он всегда верил, что, если его будут слишком много бить и пинать, он решится кое на что, когда настанет время. И сейчас… Вчера он разговаривал с Полаком, они обменялись намеками насчет Хирна и оставили этот вопрос открытым. Он знал, что мог бы кое-что сделать и если сейчас пойдет на попятную, то окажется трусом. Мартинес хотел, чтобы они повернули назад. Если Мартинес пытался убедить Крофта, значит, что-то знает.

Теперь солнце ярко сияло на их стороне горного склона, темно-пурпурные тени горы посветлели, стали бледно-лиловыми и голубыми. Ред искоса бросил взгляд на горную вершину. Утро они потратят на то, чтобы подняться на гору, а потом что? Они спустятся прямо в расположение японцев и будут уничтожены. И им ни за что не удастся снова перебраться через гору. Поддавшись порыву, он направился к Мартинесу, который увязывал свой рюкзак.

Несколько секунд Ред колебался. Почти все были уже готовы к маршу, и Крофт накричит на него, если он замешкается. Ему еще надо уложить в рюкзак одеяло. "А-а, к лешему Крофта", — снова подумал он.

Остановившись перед Мартинесом, он помедлил, размышляя, с чего начать разговор.

— Как дела, Гроза Япошек?

— О'кей.

— Значит, ты с Крофтом поспорил о чем-то, да?

— Это не имеет значения, — ответил Мартинес, отводя взгляд в сторону.

Ред закурил сигарету. Он был противен самому себе из-за того, что делал.

— А ты трусоват, Гроза Япошек. Тебе бы хотелось бросить все это, но у тебя не хватает пороху…

Мартинес ничего не ответил.

— Послушай, Гроза Япошек, мы находимся здесь уже достаточно долго и знаем, что из этого получается. Как ты думаешь, легко нам будет взбираться сегодня на гору? Особенно если еще кто-нибудь сорвется в пропасть. Может, ты, а может, я.

— Оставь меня в покое, — пробормотал Мартинес.

— Нет, давай разберемся. Даже если мы переберемся через гору, то там, на той стороне горы, нам может оторвать ногу или руку. Или ты думаешь, что ты неуязвим? — Даже утверждая это, Ред испытывал чувство стыда за то, что говорил. Наверное, это нужно было сделать как-то по-другому. — Ты хочешь стать калекой?