Венко Андоновский - Пуп земли

Икс и игрек, минус и плюс,
А под ними, где профиль твой,
Нацарапанное «Я люблю…»,
Зацарапанное — кого.
Здесь нас нет с тобою давно,
Только парты как монументы.
Плюс и минус слились в одно,
Так близки, но не эквивалентны.

Мы идем по дорогам разным,
Я отправился вверх, ты — вниз.
Над вопросом я бьюсь не праздным,
Где же ты, помоги, отзовись.
Одному мне никак не справиться:
В чем, скажи, между ними разница
И что лучше — горы крутизна
Или пропасти бездна без дна?
Если глянуть со стороны,
Они эквивалентны, равны.

И сдается, нашел я ответ:
Пусть нас в разные стороны вынесло,
Но без низа ведь верха нет,
И одно без другого немыслимо.

Реверс с аверсом у монеты:
Смотрят врозь, но эквивалентны.

Послушай сказ о неземной красе.
Он сохранился в колокольном звоне
Церквушки, поглощенной морем. В нем

Луна, бледнея, выплывает, чтобы
Утес увидеть, где ты одиноко
Сидишь с времен неведомых. В твоих

Глазах омыло море влагой новой
Заливы, пересохшие уж было, и седименты,
И сень прельщает странников усталых,
Манит в ее глубины. Ты потом

По мраморным ступенькам сходишь в море
И тонешь тихо в серебристой зыби
Ночных фосфоресцирующих волн.
И в этот миг все сущее в восторге
Бессильно замирает пред тобой,

О красота.

Всмотрись в потухающий космос —
Увидишь в нем то же, что я:
Идет диффузия — обратный осмос,
Рождается новое из отложений старья.
Мир новый явился, но монумента
Он глыбой недвижной лежит и доныне:
Ему не хватает твоего элемента,
Как первоплевка первоглине.

И пока мраморное море устало
Небо рельефит без роздыха,
Тишину кровавит каменное кресало,
И красные чайки парят в алом воздухе,
Закат прозевать боясь,
И приход твой, любовь моя,
К южным безвестным морям.

Мы, моряки, застыли в онемелости,
Остановившись, чтобы посмотреть
На синюю, в волнах, плиту могильную.
Под нею — наших тел окаменелости,
Чужая и ржавеющая смерть.

Заклятие на мне со дня рождения:
Моря пересекать, ища мираж,
И я с покорностью бессильною
Высматривал до глаз остекленения
Тебя — корабль, не взятый в абордаж.

И вот теперь — сдаюсь,
Пусть вешают на рее,
Я мертв и так давно.

Над казнью посмеюсь:
Ведь жить труднее,
Чем тихо лечь на дно.

А в море южном, ненависть струя,
Кляня свою планиду,
Смеются кости тех, кто, как и я,
Поверил в Атлантиду.

Поднимись к старинной церкви:
Папоротник, там растущий,
Тебе скажет, что когда-то
Мимо шли святые старцы.
Здесь они остановились,
Прошептали твое имя,
И оно на крыльях эха
Улетело к синю морю.

Тяжело о тебе мечтать,
Время красить твоим дыханьем
И, мечтая, вдруг вспомнить опять,
что меня уничтожить и смять
Можешь ты лишь одним невниманьем.
Но тебя восславить готов,
О Люция, свет мирозданья,
Лишь один я, и больше никто.

Твои волосы, о Люция,
Рассыпаются по подушке,
В сновиденьях твоих юнцы и
Их юницы: друзья и подружки,
А меня из снов гонишь ты
Так, как гонят из парка мальчишку,
Обрывавшего с клумбы цветы.
И мне больно от этого, словно
Я споткнулся о слово-ледышку
В псевдонежном письме любовном.

Неужели приходит то время,
Когда мы друг другу изменим:
Я — тебе,
А ты — мне,
И до гроба

Так ни с чем и останемся оба.