Мартин Эмис - Записки о Рейчел

На Зуки было легкое ярко-красное платье с глубоким вырезом. И вот, если Зуки наклонялась, а она была вынуждена постоянно это делать, и если я в тот момент вытягивал шею, а я постоянно это делал, мне была видна львиная доля ее высоких, смуглых и крепких маленьких грудей, а однажды я на мгновение даже увидел темный сосок. Я просидел на подоконнике больше часа, держа для отвода глаз в руках книжку. И по мере того как Зуки все больше суетилась, и на ее лбу и плечах проступал пот, и она все чаще убирала волосы с глаз — ее движения казались мне все более замедленными, они постепенно теряли всякую связь с наполнением чашек, тяганием чайников и лужайкой. Слабое голубое свечение газовой горелки обволакивало Зуки горячей дымкой, мерцая, поднималось по внешней стене и вливалось мне в рот тяжелым воздухом. Затем ее тело принялось корчиться и извиваться; я не мог сфокусировать на ней взгляд, хотя кроме нее там больше ничего не было.

Когда вечеринка стала близиться к концу и Зуки присоединилась к ведьмам, я скатился с подоконника, бросил книжку и закружил по комнате, буквально ломая себе руки. Я не мог понять, как вообще когда-то мог играть в «Эрудит», или читать книгу, или причесываться, или чистить зубы, или обедать, если в мире есть такое лицо и такие груди. Я распластался на кровати и лежал там содрогаясь, пока не почувствовал холод, хотя было очень жарко, и не услышал женские голоса, будто бы зовущие меня из сада.

На следующий день я проснулся весь в поту, и меня лихорадило, так что я решил остаться в постели. (Вдобавок как бы я смог взглянуть Зуки в глаза?) Все считали, что у меня рецидив бронхита, но я-то знал, что это не так. Нет. Гомик встретил достойную девушку и отверг прошлое.

Стоя на коленях, я могу разглядеть в свете окна гостиной небольшой серый участок внизу, где трава так до конца и не восстановилась после того вращающегося газообразного вечера. Я закрываю окно с чувством осознания некой завершенности. Мне кажется, я вижу, чем все обернется. Проходя по узкому коридору мимо комнаты матери, я слышу ее голос: «Гордон?», — но, мгновение поколебавшись, на цыпочках продолжаю свой путь — нужно держать сюжет.

Позапрошлый вечер — вечер накануне моей поездки на собеседование в Оксфорд был квинтэссенцией безумия.

Днем мы пили чай вчетвером. Меня все обхаживали, и это было приятно: Джен сказала, что встанет пораньше и приготовит мне «достойный завтрак», Норман предложил утром подкинуть меня на вокзал, Рейчел неоднократно подчеркивала, что это собеседование будет обыкновенной формальностью. Позже мы с ней заперлись внизу и на полчаса залезли в постель. Я полагал, что это, возможно, моя последняя тинейджерская поебка: наши тела — гладки, как шкурка гриба, наше дыхание — неуловимо, наши запросы — бесхитростны, наши оргазмы — синхронны. И когда я снял кондом и, замотав в салфетку, положил на дно корзины для бумаг, я не таил злобы и не чувствовал себя обманутым. Мы одевались молча, и тишина ласкала нам слух. Я чувствовал себя сильным, провожая Рейчел на автобус в угасающем свете воскресного дня.

В семь часов я уже сидел за своим письменным столом и в последний раз просматривал подшивку с названием «Собеседование»: шестьдесят страниц ценных советов и рекомендаций, систематизированные в разделах — Акценты, Избегать Подробного Обсуждения, Одежда, Женщина-профессор — с подзаголовками — «Моргание», «Вхождение», «Скрещивание Ног», «Косвенная Лесть», etc. Но я не мог толком сосредоточиться. На этом этапе я либо представлял, что блестяще написал экзамен и затмил сами первоисточники, а литературные критики прежних лет рядом со мной теперь отдыхают, либо начинал поглядывать в окно, опасаясь увидеть там санитаров в белых халатах (поднятых университетом по тревоге), вооруженных сетью и хлороформом. Не буду ли я по приезде обманом завлечен в туалет и избит там университетскими надзирателями? Или на вокзале меня встретят вице-канцлер с мэром, провезут по улицам города в открытой машине, а я буду махать рукой толпам людей и смеяться, отряхивая серпантин и конфетти со своих волос?..

— Алло? — произнес строгий женский голос. — Какой номер вам нужен?

— Э-э, Западный 28–14.

— И ваш номер?..

Я назвал.

— В чем дело? — спросил я. — Проблемы с оплатой?

— Абонент просил проверять все звонки на этой линии.

— Что же случилось? Извращенцы?

Девушка рассмеялась, и ее голос стал мягче:

— Вообще-то я сама точно не знаю. По-моему, кто-то звонил им днем и ночью, а затем вешал трубку. Еще он звонил из автомата и оставлял трубку снятой.

— С ума сойти. Ну, я думаю, со мной они захотят говорить.

— Одну секунду.

— …Гордон Хайвэй у телефона.

— Отец? Это Чарльз.

— Чем могу помочь?

Не многим, как выяснилось. Я хотел узнать, не удалось ли выжать какую-нибудь информацию из сэра Герберта. Отнюдь. Мой отец был вынужден сказать, но, конечно, не прямо, а обиняками, что у Герби есть нужные мне сведения, но его друг Гордон забыл, блядь, его об этом спросить.

— Ага… — сказал я. — Кстати, я звонил домой — думал ты там.

— Нет, нет. На следующей неделе мне не нужно быть в офисе, так что я собирался ехать домой завтра. Может, тебя подбросить?

— Нет, спасибо.

— Понятно. Прости, что не смог… погоди. Ванесса хочет тебе что-то сказать.

— Привет! У тебя какой факультет? — спросила Ванесса.

Я назвал.

— Верно. Они избрали нового парня.

— И что за новый парень?

— Ничего о нем не знаю. Кроме того, что он крут.

Дрожащими пальцами я листал страницы подшивки «Собеседование». По прошествии трех четвертей часа я заучил наизусть Высокопарные Обобщения, Волен, но Недоволен и параграф под заголовком «Жесты искренности». Затем я обратился к Изменению Внешности по Ходу Дела. Этот раздел заканчивался так:

17. Входить без очков: надеть: а) если профессору за 50, б) если профессор сам в очках.

18. Пиджак расстегнут; если старый пердун — входя, застегнуть среднюю пуговицу.

19. Волосы прикрывают уши; если старый пердун — входя, пригладить за ушами?

Сноска отсылала к Акцентам 7. Там я прочел:

Входи в доверие постепенно. Если сильно зверствует (сноб v. [17] От versus — против (лат.). деревенщина), закашляй-

ся в начале второй фразы и скажи: «Простите,

я чуть-чуть волнуюсь» — голосом, идентичным

голосу самого профессора.

Я закусил губу. Где-то здесь должен быть общий знаменатель. Ну конечно! Ведь все профессора — гомики, не так ли? Может, стоит рискнуть — оставить одежду аккуратной стопочкой за дверью и зайти голым? Или надеть прозрачные брюки без трусов? Или хотя бы войти с членом, торчащим из ширинки. Хотя бы. Или…

Зазвонил телефон. Джен с Нормом ушли куда- то ужинать, поэтому я отложил подшивку и поскакал наверх, чтобы ответить. Может, это Рейчел?