Эльмира Нетесова - Судьбы в капкане

— А он женился на ней? — ахнула Маринка.

— Представь себе! И уехала она законной женой этого врача. Теперь в Тель-Авиве живут. Двойняшек родила Инга, мальчишек. Доктор частную клинику открыл, хороший доход имеет, Инга помогает ему.

— А ты с нею переписываешься?

— Ни я, у Инги тут сестра осталась. Ей пишут. Она письмо показала мне. Ее тоже зовут в Израиль. Она пока думает, решиться на переезд или здесь остаться. Впрочем, наверное, уедет. Инга ей хорошие намеки сделала на будущее, а девка до сих пор одна и создать здесь семью у нее вряд ли получится. Там с этим без проблем, мужиков хватает, выбор большой.

— Она тоже путанка? — спросила Дарья.

— Нет. Экономист. Институт закончила.

— А как же с Ингой так случилось? Почему она на панель пошла?

— Инга старшая. Она выучила меньшую, вырастила за мать и отца ей была. Они погибли на шахте в Тырнаузе, оба. А бабка отказалась взять внучек. Их отца не любила все годы. А на самом деле, не хотела на себя обузу брать. Не взяла, не пустила к себе. Инге тогда тринадцать, а младшей семь лет было. За три года, чтоб не сдохнуть с голода, все продали из квартиры, что родители нажили. Когда кроме койки ничего не осталось, сама подставилась, чтоб хоть как-то жить. А через год все приобрели, еще и лучше чем было. Инга машину купила, водила сама, сестру не обижала, любила. Долго она была звездой секса в городе. Ни одна из девок столько не продержалась. Успела сестру на ноги поставить и несмотря что сама скатилась в грязь, из дома ничего не пропила.

— Молодчина! — похвалила Катя.

— Я про это к чему базарю, ты, Юлька, ни первая, кто с парнем в семью линяет. Вон Инга! Уж вовсе отбросом была, а гляди — человеком стала заново, женой и матерью. Работает и учится на врача, муж заставил. Оно и правильно, он старше Инги, мало ли что случится, а у бабы и профессия в руках, и своя клиника, без куска хлеба не останется.

— А сама Инга не жалеет о таком вираже? — спросила Дарья.

— Да что ты? Она мужика своего боготворит. Он ее от верной погибели спас. Ты б видела фотки, там такие счастливые рожи, что никаких вопросов нет.

— Везет же иным! — вздохнула Маринка.

— Тебе кто мешает? Закончишь колледж, завяжешь с блядством, и для тебя мужик сыщется, — сказала Юлька тихо.

— Где? В деревне? Хоть не смеши! Там даже стариков давно расхватали. Да и кто женится на мне теперь? В последнее время трудно стало клеить хахалей. Мужиков нет, одни жлобы и скряги. А на подворотных сосунках много не получишь. Так, на шоколадку, разве это навар, больше мороки, если пацаны один гондон три раза пользуют, на таком экономят хорьки! — сморщилась Маринка, сплюнув с досады.

— Тебе хоть пиздюлей не отваливали как нам, — утешала Юлька.

— Куда там! Тоже было! Свернула с одним за ворота, а он козел цепку с моей шеи как ухватил. И только хотел дернуть, я ему коленом меж ног врубила. Так он, вонючий хорек, не смог пальцы разжать и порвал цепку, отлетел вместе с ней к воротам и корчится там, как катях в луже. Вырвала у него цепочку, врезала ему для надежности в помидоры еще разок и смылась, пока этот псих на копыта не вскочил. Ох и зло меня взяло! Думала, что как мужик клеится, а он ободрать меня вздумал, вошь безмозглая! Я сама эту цепку купила, целую неделю на нее собирала бабки! А какой-то хмырь поживиться вздумал. Во, деловой!

— Еще бы! Конечно, обидно, — понятливо закивали головами девки. Эту ситуацию пережили многие. Случалось, что городская шпана обдирала путан дочиста, снимала все украшенья и забирала из сумочек и карманов весь заработок.

Кому пожалуешься на свои беды, если и менты обходились с девками точно так же. Еще и били, обзывали, устраивали конвейер, зная, что никто не вступится за сучонок, никому до них нет дела. А и кому захочется платиться своей репутацией за бабу с панели? Знакомство с ними никто не афишировал, его усиленно скрывали и стыдились.

Девки это знали. Оттого никогда, ни к кому не обращались за помощью. И лишь один единственный человек во всем городе не стыдился путан, общался с ними и помогал. Это был главарь городских рэкетиров по кличке Косой Яша. Прозвали его косым не из-за физического недостатка, а потому что Яшка всегда был пьяным. Он сам себя не помнил трезвым. Еще до школы привык к водке и никогда не садился за стол, если на нем не стояла бутылка. Пил Яшка всегда и много. Но при этом никогда не терял контроль над собой, не шатался и не падал, домой всегда возвращался на своих ногах, с полными карманами денег и громадной сумкой, доверху набитой продуктами.

Все что приносил, отдавал сразу сестре и матери. Они никогда не задавали ему вопросов таких как: — Где взял? У кого отнял? Яшка не любил допросов и не терпел любопытства даже у своих. Если у него случалось хорошее настроение, сам рассказывал о своих подвигах.

Когда-то ему не повезло и его, восемнадцатилетнего пацана забрали на службу в армию. Все было б хорошо, если б не попал в Чечню. Там шла война. Настоящая, всамделишная, а не дворовая, где побеждал тот, у кого кулаки были сильнее. Яшка хорошо дрался, но на войне этого оказалось недостаточно. И его взяли в плен вместе с десятком таких же зеленых юнцов. Два месяца их держали в каком-то сыром подвале. Кормили хуже скотины, а потом обессиленных кастрировали, всех восемнадцать ребят. И вскоре их отпустили к своим, смеясь и обзывая вслед. Многие из ребят тогда не выдержали, застрелились. Яшка тоже хотел наложить на себя руки, но ему помешали, отобрали оружие, а вскоре демобилизовали и отправили домой. Командиры сочли опасным его дальнейшее пребывание в армии. Оно и понятно, парень озверел. Он уже не боялся смерти и рвался в бой без команды и задания. Нет, он не брал в плен, не стрелял. Он рвал в куски, душил всех, кого считал виновными в своей ущербности. Яшка не мог простить и забыть случившегося. Он гробил всех, кто говорил на чеченском языке, и охотился на них даже ночью, сваливаясь в окопы на головы врагов, крушил их так, что слух о бешеном Яшке вскоре облетел всю Чечню. Он не щадил никого. Его не могли остановить ни плач, ни мольбы, ни угрозы. Яшка был глух и жесток, скор на расправу. Сколько раз на него устраивали засады и облавы, ставили растяжки на пути, его караулили снайперы. Но все бесполезно, Яшка менял маршрут и появлялся, где его не ждали. Скольких погасил, знал только он и никогда не хвастался, ни с кем не делился результатами ночных вылазок. Своею жизнью не дорожил, считая ее отнятой чеченцами.

Яшку ругали командиры, грозили ему военным трибуналом, парень не слышал и продолжал свое.

— Скажи честно, скольких убил сегодня ночью? — спросил как-то командир взвода.

— Восемь! — ответил не задумываясь.

— Ого! Да ты офонарел! В плен надо было взять! А ты что наделал?