Боб ден Ойл - Человек без стадного инстинкта

Много часов провели мы там, подобно потерпевшим крушение на необитаемом острове. Мы сняли с себя пальто и накрылись ими. Время от времени что-нибудь говорили. Джейн рассказывала о своей жизни, я — о своей, мы задавали друг другу вопросы вроде: «Ты меня любишь?» и: «Мы будем потом встречаться?» — но все это было очень трудно сейчас решить. Если мистер Лейн не умрет и не уволит ее, возможно, они заедут в Голландию во время одного из их путешествий. Где они только не побывали — послушать ее, это очень утомительное занятие. Я настаивал, чтобы они приехали в Голландию, но она вспомнила, что мистер Лейн раз уже был там и ему не понравилось, так что шансы на повторный визит невелики. Так мы болтали, а больше молчали. Через какое-то время у Джейн пробудилось чувство вины перед мистером Лейном — я, впрочем, этого ожидал. Я терпеливо разъяснил ей, что какая бы судьба его ни постигла винить он должен только себя. Почему ему не пришло в голову отделиться от группы — он ведь достаточно разумный человек. Кто мы такие, чтобы пытаться вмешиваться в чужую жизнь?

Так говорил я, изрекал и другие истины в том же роде, а ворочать языком становилось все труднее. Разговоры перемежались долгими поцелуями; потом я почувствовал, как потянуло холодным сквозняком. Постепенно темнело и холодало, и оба мы погрузились в какой-то полусон, все больше и больше застывая. Чтобы не замерзнуть, мы все теснее прижимались друг к другу, и, наконец, я почувствовал, что мы обратились в единое целое. Так прошла ночь. Мы проснулись от шума снижающегося вертолета.

Высунувшись наружу и увидев американский военный вертолет, я удивился тому, что совсем не удивляюсь. Видно, я довольно твердо рассчитывал на то, что нас спасут. Все шло именно так, как я себе представлял. Мы не суетились, не трудились, а за нами прилетели. Вертолет мягко приземлился неподалеку от нас, дверца открылась, и из нее выпрыгнул военный. Он медленно направился к разбитому самолету, а другой военный, сидя в дверях, наблюдал за ним.

— Пошли, — сказал я Джейн, — автобус подошел к остановке, надо поспеть на него, интервалы очень большие.

Я в первый раз услышал ее громкий смех. Мы с трудом, помогая друг другу, вылезли из кресел, из-под пальто. Мы страшно закоченели, и, когда, пошатываясь, мы вылезли на волю, вид у нас был вполне подходящий для людей, перенесших катастрофу. Увидев нас, военный испуганно остановился. Он не ожидал встретить людей.

— Расскажите мне все, — сказал он. — Что произошло, остался ли еще кто-нибудь в живых?

Он сунул мне пачку сигарет, после чего бросил меня на произвол судьбы, а сам стал поддерживать Джейн. Я сделал несколько приседаний и взмахов руками — при этом я упал и уже не мог встать без посторонней помощи. Когда меня подняли, на меня напал приступ смеха, но я, хоть и с величайшим трудом, подавил его: мне не хотелось, чтобы наши спасители приняли меня за кретина. Наконец-то застывшая в жилах кровь снова пришла в движение, и я смог открыть пачку и закурить сигарету. Джейн в это время подробно обо всем рассказала, так что мне, слава богу, не пришлось ничего говорить. Нам помогли залезть в вертолет, и, должен признать весьма относительный комфорт этого аппарата вызвал у меня ощущение непередаваемого блаженства. Я уютно устроился на маленьком стульчике и чуть не сказал: «Итак, я сижу», но вовремя удержался.

В вертолете находилось еще двое, и им тоже хотелось все узнать. Джейн вкратце повторила свой рассказ, особо подчеркнув, что еще человек тридцать отправились пешком и, конечно, не могли уйти особенно далеко. Я спросил, почему они нас нашли; американец, который дал мне сигареты, ответил: «Потому что искали», и всех это очень рассмешило. Дверцу закрыли, и пилот начал дергать разные рукоятки. С оглушительным шумом мы поднялись в воздух и полетели по следу группы. Через полчаса мы увидели внизу неровную колонну. Они все стояли и махали руками как сумасшедшие.

Когда мы приземлились, они бросились к нам, командир — впереди всех. Военный снова открыл дверцу и выпрыгнул. Я поспешил высунуться и с приветливой улыбкой посмотрел в лицо командиру. Выражение, которое на нем появилось, я не скоро забуду: оно вошло сокровищницу моих самых дорогих воспоминаний.

У группы был жалкий вид, они провели скверную ночь. Они вытащили вперед мистера Лейна на носилках — бледного, без сознания. Конечно, уже через полчаса после начала похода они уронили носилки, передний из несших оступился, попав ногой в скрытую под снегом яму. Мистер Лейн с тех пор так и не приходил в сознание. Мы развязали пояса и ремни и положили его на пол в вертолете. Командиру было велено оставаться на месте: за ним и за остальными в самом скором времени пришлют несколько более вместительных вертолетов. Ему сунули сигареты, небольшой запас продовольствия и питья, и мы снова улетели. Поскольку мы с Джейн уже сидели в вертолете, нас не стали высаживать, поэтому мы первыми из спасшихся жертв катастрофы появились на базе и были встречены с подобающими почестями.

Через два месяца я получил письмо от Джейн. Мистер Лейн поправился. Он простил ее, но о путешествиях пока не может быть и речи: он еще слишком слаб. Больше я не получал от нее ничего.