Николай Прокудин - Мятежный капитан

Но с экзаменами Громобоев расправился лихо, за один день, так как экзаменаторы вошли в положение героя войны, пытающегося пробиться на Олимп власти. У Эдика на руках был мандат кандидата в депутаты, и этот документ розового цвета действовал на экзаменаторов завораживающе. Конечно, это был не мандат времён революции, но довольно внушительная бумажка с фотографией, с гербом сверху по центру. Преподаватели долго шушукались, пока Эдик готовился к ответу на вопросы, вежливо и внимательно выслушивали, ставили положительную отметку и капитан двигался в следующую аудиторию. Он даже успешно сдал зачёты по физической подготовке, услышал результат о зачислении и убыл продолжать свою бурную деятельность.

Вполне естественно, что сдавая экзамены, Громобоев помалкивал о своих симпатиях лагерю оппозиции, и не поделился тезисами своей программы со строгими экзаменаторами, прожжёнными политработниками (никто его о ней и не спрашивал). Да никому и в голову не могло прийти, что этот симпатичный, заслуженный офицер-коммунист, политработник, орденоносец, мог идти в первой шеренге с «платными агентами иностранных секретных служб», продавшимися «за тридцать сребреников», с перерожденцами.

Однако, враки! Ни золотых, ни бумажных, ни деревянных грошей присланных с вражеского империалистического Запада, Эдуард не то что в руках не держал, но и не видел, а тем более не получал зарплату, и не находился на содержании. И на митинги сквозь строй милицейских держиморд с дубинками в руках, он шёл совершенно безвозмездно, то есть даром. Но обратной дороги не было, раз ввязался в драку, то опускать руки и сдаваться боевому офицеру не пристало! Громобоев никогда не отступал.

И начались поездки и приключения! Гатчина, Сосновый бор, Приозерск, Сланцы, Кингисепп, Волхов, Кириши, Выборг и т. д… Три месяца без устали Эдик мотался из посёлка в посёлок, выступал по местному телевидению и радио, писал статьи в газеты, встречался и консультировался с известным социологом Кессельманом, регулярно ругался с сановными соперниками, использующими служебное положение.

Своих соперников, партийно-хозяйственных руководителей, этот настырный капитан не переставал удивлять своим нахальством и напором, а руководителями они были действительно влиятельными и крупными (крупные не только фигурами, но и должностями). Самый неприятный в общении был прожженный партократ Ворфоломеев (его характеру очень соответствовал первый слог фамилии). Именно этот товарищ работал заместителем председателя областного исполнительного комитета. Но перед народом он любил называться профессиональным экологом, так как недавно возглавил вновь образованный комитет по экологии (или борьбы с экологией?).

Второй босс руководил птицеводческой отраслью сельского хозяйства и работал директором объединения «Птицепром» (хозяин «курятников», как в шутку говорил журналист, один из соперников-кандидатов). Эти «курятники» на самом деле были гигантскими птицефабриками, со многими тысячами работников и директор объединения в новых хозяйственных условиях являлся богатейшим человеком в регионе. Среди массовки был уже упомянутый ранее журналист, учительница, директор швейной фабрики, член-корреспондент ВАСХНИЛ, профессор педагог от ингерманландского культурного сообщества (как шутил Эдик, и финн-ученый всё ходит в области кругом).

Кампания стартовала ни шатко, ни валко: был выдан на руки план официальных, организованных встреч, список необходимых документов для регистрации доверенных лиц и Громобоев с искренним любопытством отправился в далёкий путь на перекладных. Начальников, пожелавших стать народными депутатами, везде встречали и сопровождали районные руководители, им помогали команды клерков низового уровня, интервью с ними печатали на первых полосах местные многотиражные газеты, доверенные лица изготавливали и распространяли листовки, их платные агитаторы подкупали жителей подарками и подачками.

Эдуарду оставался только политический эпатаж и популизм. Однажды во время шумных дебатов в районном Доме культуры, он так завёл избирателей (умело возбудив неприязнь к «жирным котам», это меткое определение им дал один местный житель), что самые буйные представители возмущенных народных масс, по окончанию мероприятия, прокололи все колёса у белой и у черной «Волг», побили стёкла. Боссы на некоторое время лишились своих «членовозов» и вынуждены были заночевать в райцентре.

К началу марта у Громобоева совсем отказали «тормоза», он даже на некоторое время забыл, что он по-прежнему военный и продолжает находиться на «государевой службе». За последние месяцы он появился в бывшем полку лишь дважды — и то за получкой. Быстренько расписывался в денежной ведомости, пересчитывал деньги и улепётывал, скорее прочь за ворота КПП. Попытки поставить его в «строй» предпринимаемые новым руководителями БХВТ (базы хранения вооружения и техники), Эдик игнорировал, особенно после успешной сдачи экзаменов в Академию.

Отголоски шумной кампании всё чаще доходили до ушей командования, оно гневалось, и эхо гнева настигло Эдика в самый неподходящий момент. Конечно, эти отзвуки были по сути неприятными, но не смертельными: то коммунистическая областная газета раскритикует «так называемых демократов», играющих на популистских настроениях избирателей, то другая городская газета опубликует гневное письмо ветеранов, клеймящих позором «перевёртышей» и «перерожденцев», переметнувшихся в лагерь классовых противников. И всюду в списках «врагов родины» фигурировала фамилия Громобоева.

«Здорово я им досадил!» — ухмылялся капитан и даже радовался, что досадил и замечен коммуно-фашистами, а также и пишущими пасквили проплаченными прихвостнями. Правда, он одновременно опасался этой преждевременной огласки взглядов и убеждений, как бы досрочно не сняли с гонки. — «Рано, ох рановато пока ещё полностью демаскироваться! Ну да, победителей не судят!»

А то, что ему предстояло победить на выборах, он ни на секунду не сомневался. Острые и язвительные антикоммунистические заявления дерзкого капитана против командно-бюрократической системы, против всесилия парткомов и горкомов, вызывали у избирательных штабов обоих чиновников ответную ярость. Несколько сталинистов-ветеранов накатали (по старой стукаческой привычке) письмо-кляузу, форменный донос в стиле тридцатых годов. Письмецо как назло попало в руки к старому знакомому — к заместителю начальника Политуправления генералу Никулину.

И видимо генерал обрадовался очередной возможности поквитаться с несколько подзабытым недругом, неприятным типом (ну да какой из Эдика враг — мелочь под ногами), велел вызвать смутьяна на беседу и устроить ему хороший разнос.