Том Роб Смит - Колыма

— И ты думаешь, что я мог напечатать тысячу экземпляров этой книги с неправильной фотографией? Кто ты вообще такой? Как твоя фамилия? Зачем ты пришел? Всему виной некачественные материалы, а не моя невнимательность!

Он напирал на студента, тыча ему в грудь книжкой, и кашне на шее молодого человека развязалось, обнажив краешек татуировки. Заметив ее, Сурен застыл на месте. Татуировка никак не вписывалась в образ обычного студента. Никто, за исключением профессиональных преступников, не стал бы уродовать собственную кожу таким способом.

Гнев Сурена угас столь же внезапно, как и вспыхнул. Воспользовавшись секундной заминкой, студент отступил и выскочил за дверь. Сурен уже без особого энтузиазма последовал за ним, по-прежнему не выпуская из рук книгу и глядя, как таинственная фигура исчезает в ночи, а потом с тяжелым сердцем запер дверь. Фотография не давала ему покоя. Он достал очки, вновь раскрыл книгу и принялся внимательно рассматривать лицо на снимке и ужас в этих глазах. Подобно призраку, выступающему из тумана ночных кошмаров, в глубинах памяти у него зашевелилось узнавание. Лицо человека было ему знакомо. Волосы у него были всклокочены, а в глазах стоял страх, потому что его арестовали посреди ночи, вытащив из постели. Сурен узнал фотографию, ведь он сам сделал ее.

Сурен не всегда заведовал крошечной типографией. В прошлой жизни он был сотрудником МГБ, отдав госбезопасности двадцать лет беспорочной службы. Он пережил многих своих начальников, выполняя рутинную, незаметную работу: убирал в камерах, фотографировал заключенных; и маленький чин стал для него неоценимым подспорьем. У него хватило ума не лезть вперед, не взваливать на себя дополнительную ответственность и не привлекать внимания, вследствие чего он благополучно пережил регулярные чистки, сотрясавшие верхние эшелоны власти. Впрочем, даже при этом его работа была очень нелегкой, но он честно и неукоснительно исполнял ее. В те времена он был человеком, которого боялись. Тогда над ним никто не подшучивал и не насмехался. Отважиться на такое никто не осмелился бы. Но слабое здоровье и болезнь вынудили его подать в отставку. Получив достойную пенсию, он тем не менее не смог сидеть дома без дела, в тепле и уюте. Он целыми днями валялся в постели, уносясь мыслями в прошлое и вспоминая лица, подобные тому, что смотрело на него с фотографии. И он нашел решение: нужно было вновь заняться чем-нибудь, получать задания и выполнять их. Он не желал предаваться воспоминаниям.

Закрыв книгу, он опустил томик в карман. Почему это случилось именно сегодня? Это не могло быть простым совпадением. Несмотря на то что он был неспособен выпускать книги или журналы пристойного качества, ему совершенно неожиданно поручили печать важного государственного документа. Ему пока не сказали, какого именно, но столь престижное задание означало, что он получит высококачественные материалы — хорошую бумагу и краску. Наконец-то ему представилась возможность изготовить нечто такое, чем можно будет гордиться! Документ должны были доставить сегодня вечером. Но кто-то, затаивший на него злобу, решил отомстить ему в тот самый момент, когда судьба его собиралась круто измениться к лучшему.

Из печатного цеха он поспешил к себе в кабинет, тщательно приглаживая поредевшие седые волосы. Утром он надел свой лучший костюм: у него их было всего два, один — повседневный, а другой — выходной, для особых случаев. Сегодня как раз и наступил такой случай. Даже с постели он встал легко, а потом тщательно побрился, мурлыча что-то себе под нос, и плотно позавтракал, чего с ним уже давненько не случалось. Прибыв с утра пораньше в типографию, он первым делом отыскал бутылку водки в шкафчике и вылил ее в раковину, после чего занялся уборкой — и весь день наводил блеск на свои строкоотливочные печатные машины. В гости к нему заглянули сыновья, оба студенты университета, и то, как изменился отец и его типография, произвело на них потрясающее впечатление. Сурен же напомнил им, что поддерживать рабочее место в безукоризненной чистоте — дело принципа, потому что именно там человек обретает себя и понимает, для чего родился на свет. Они расцеловали его на прощание и пожелали удачи в выполнении этого загадочного заказа. После долгих лет секретности и последних неудач у них наконец-то появился повод гордиться им.

Он взглянул на часы. Было уже семь вечера. Они появятся здесь с минуты на минуту. Он должен забыть незнакомца и фотографию. Это уже не имело никакого значения. Он не мог отвлекаться на пустяки. Внезапно Сурен пожалел, что вылил водку. Глоток спиртного помог бы ему успокоиться. Но вдруг они унюхали бы запах перегара? Лучше уж не пить совсем и понервничать немного — это покажет им, что он серьезно относится к порученному делу. Сурен потянулся за бутылкой кваса, безалкогольного напитка из перебродившего ржаного хлеба, — придется ограничиться им, ничего не поделаешь.

В спешке, терзаясь абстинентным синдромом, он опрокинул поддон с отливками букв. Тот свалился со стола, и заготовки со звоном рассыпались по полу.

Дзинь-дзинь.

Он оцепенел, не в силах пошевелиться. Куда-то подевались стены кабинета, и Сурен оказался в узком кирпичном коридоре, вдоль одной стороны которого тянулся ряд стальных дверей. Он помнил это место: тюрьма в Орле, где он служил охранником, когда началась Великая Отечественная война. Советская Армия отступала перед стремительно приближающимися немецкими войсками, он и его сослуживцы получили приказ ликвидировать заключенных, чтобы не оставлять нацистам сочувствующих им добровольцев. Под бомбами немецких Stukas [5] и под обстрелом Panzers [6] им предстояло решить головоломку — как за считанные минуты уничтожить сотни политических преступников, размещенных в двадцати камерах. Времени на расстрел или повешение уже не оставалось, и он предложил воспользоваться гранатами, бросая их по две штуки в каждую камеру. Он прошел в конец коридора, отворил маленькое зарешеченное окошко и забросил гранаты внутрь. Дзнинь-дзинь — покатились они по бетонному полу . Он с лязгом захлопнул окошко, чтобы заключенные не выбросили их наружу, и побежал по коридору, чтобы укрыться от взрыва, представляя, как люди бросаются к гранатам и пытаются ухватить их неловкими грязными пальцами и протолкнуть сквозь решетку маленького окна наружу.

Сурен зажал уши ладонями, словно это могло помочь ему избавиться от воспоминаний. Но звук становился все сильнее, громче и громче, и гранаты катились по бетонному полу одной камеры за другой.

Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь.

Он закричал:

— Хватит!

Отняв ладони от ушей, он вдруг понял, что кто-то стучит в дверь.