Дмитрий Долинин - Здесь, под небом чужим

Через день этот парень умер в больнице.

Однажды мне приснилось, что кошка моя Вьюшка вдруг поседела. Не то что стала белой кошкой, а поседела как-то по-человечески: покрылась жесткими, длинными седыми волосами. Во сне я ее гладил, плакал и проснулся в слезах…

Лето. Четвертый месяц я сижу в тюрьме, три последних – в одиночной довольно приличной камере. Камера эта и известный адвокат достались мне стараниями Владлена. Где-то снимается кино по моему сценарию, кстати, с моим финалом. Владлену показалось, что финал этот – настоящий happy end , и его наличие придаст фильму коммерческую ценность. Бывает, редко, но бывает, когда коммерческие интересы совпадают с авторскими сантиментами. Следствие идет черепашьими шагами. Адвокат старается доказать, что я не превысил предела необходимой обороны. Это чистая правда, стрелял я в небо, а лицо негодяя подвернулось под выстрел случайно. Или по воле Господа? Но свидетелей нет. И сторона обвинения, наверное, тайно подогреваемая Лапигиным, делает все, чтобы посадить меня надолго.

Приходила на свидание со мной Аннушка. Теперь она играет в «Легкомысленном театре» и живет в моей квартире, ухаживая за кошкой Вьюшкой. Занять мне себя в тюрьме нечем, и я решил записать все, что со мной произошло после того, как Алина меня покинула. Надя отксерокопировала нужные документы из моих папок и принесла их мне вместе с пачкой чистой бумаги. Аннушка собрала по моей просьбе в квартире разные мои заметки и черновики. В этой связи вспомнился старый анекдот.

Семидесятые годы. Рабиновича вызывают в КГБ.

– Товарищ Рабинович, мы знаем, что у вас есть брат в Израиле.

– Да, есть, но я с ним не поддерживаю никаких отношений…

– А вот нам как раз нужно, чтобы вы с ним установили отношения. Вот вам бумага, ручка, садитесь вот здесь и пишите брату письмо.

Рабинович садится и пишет:

– Дорогой брат, наконец-то я нашел место и время написать тебе письмо.

Вот так же и я, нашел место и время, чтоб создать этот текст.

Чувствую ли я свою вину, как мой персонаж – доктор Лобачев, за то, что лишил некоего человека жизни? Никаких чувств, кроме досадливого – вот, вляпался, я по этому поводу не испытываю. Не нужно было рассказывать по телевизору историю моих папок. Но расквашенная окровавленная личина убитого мною существа снится мне часто. Там ведь еще было отдельное глазное яблоко, повисшее на бледных нитях-корешках, словно проросшее сквозь прореху в ошметках вязаной маски…

Недавно адвокат принес мне обнадеживающую весть. Все же удалось ему найти свидетеля, который из окна своего дома на другом берегу канала видел все, что происходило тогда: как меня избивали, как упал вдруг один из нападавших, а двое других пустились наутек. Правда, поставить эти показания под сомнение ничего не стоит. Обвинение может заявить, что адвокат подкупил человека, который на самом деле ничего подобного не видел… Ну, поживем, увидим…

А еще мне принесли книжку, которая называется «Мария Павловна». Это перевод с английского подлинных мемуаров кузины императора Николая, которые вышли в Нью-Йорке еще в 1931 году. Удивительно, но некоторые куски мемуарного текста почти слово в слово совпадают с фрагментами тех документов, которые прятались в моих таинственных папках. Небольшие расхождения, вероятно, объясняются стилем переводчиков. Конечно, сочиняя сценарий, я многое придумал и нафантазировал. Однако ничего оскорбляющего память покойной Марии Павловны я, кажется, не написал. Фильм наш будет не ее биографией, но лишь некой фантазией «на тему». Может быть, нужно посоветовать Наде изменить имена наших киноперсонажей? Тогда к нам не станут вязаться с обвинениями в искажении исторической правды историки и потомки семьи Романовых. Я обязательно подумаю об этом. Свободного времени у меня пока предостаточно…