Чарльз Буковски - Рассказы

брательник ее оделся очень медленно, потом ушел. я дал ей пятерку. она швырнула ее на комод к десятке.

протянула мне бутылку. хорошее вино, французское. от него не тошнит.

она потерлась об меня ногой. мы уже оба сидели в постели. очень удобно.

— тебе сколько лет? — спросила она.

— черт–те сколько — почти полвека.

— вжариваешь ты здорово, а выглядишь как развалина ходячая.

— прости. я не очень симпатичный.

— о, нет, я думаю, ты — прекрасный человек. тебе это кто–нибудь говорил?

— спорить готов, ты это всем говоришь, с кем ебешься.

— нет, не всем.

мы еще немного посидели, бутылка ходила по кругу. было очень тихо, если не считать отзвуков музыки. доносившихся снизу из бара. я аж в какой–то сонный транс впал.

— ЭЙ! — завопила она. и длинным ногтем мне прямо в пупок.

— оу! ч-черт!

— ПОСМОТРИ на меня!

я повернулся и посмотрел.

— что ты видишь?

— красивую мексиканскую индианку.

— как ты это видишь?

— что?

— как ты видишь? ты же глаз не открываешь. ты щуришься. почему?

справедливый вопрос. я хорошенько отхлебнул французского вина.

— не знаю. может быть, я боюсь. всего боюсь. я имею в виду — людей, домов, вещей, всего. людей, главным образом.

— я тоже боюсь, — сказала она.

— но у тебя глаза открыты. мне нравятся твои глаза.

она прикладывалась к бутылке. сильно прикладывалась. знаю я этих мексиканцев в Америке. я ждал, когда она сучиться начнет.

тут в дверь забарабанили так, что я чуть не обосрался. распахнули ее злобно, по–американски: там стоял бармен — здоровенный, краснорожий, брутальный банальный ублюдок.

— ты еще с этим мудозвоном не закончила?

— мне кажется, ему еще хочется, — ответила она.

— это так? — спросил г-н Банальный.

— думаю, да, — ответил я.

взгляд его ястребом кинулся к деньгам на комоде, и он захлопнул дверь. общество денег. они думают, что деньги — волшебная палочка.

— это был мой муж… как бы, — сказала она.

— мне кажется, я больше не хочу, — сказал я.

— почему?

— во–первых, мне 48. во–вторых, это как ебаться в зале ожидания на автостанции.

она засмеялась.

— я — то, что вы, парни, называете «блядью». я должна выебать 8 или 10 мужиков в неделю, по меньшей мере.

— это уж точно мне никак не поможет.

— зато мне поможет.

— ну.

мы еще раз по очереди приложились.

— тебе нравится с женщинами ебаться?

— я для этого и здесь.

— а с мужчинами?

— я не ебусь с мужчинами.

она присосалась к бутылке. наверное, добрую четверть выхлестала.

— может, тебе в жопу хотелось бы? может, тебе хотелось бы, чтобы какой–нибудь мужик выебал тебя в жопу?

— ты ахинею несешь.

она смотрела прямо перед собой. на дальней стене висел маленький серебряный Христос. и она смотрела на этого маленького серебряного Христа на кресте. Христос был очень хорошенький.

— может, ты это утаивал. может, ты хочешь, чтобы кто–нибудь выебал тебя в жопу.

— ладно, пусть будет по–твоему: может, мне этого действительно хочется.

я взял штопор и откупорил верхушку нового французского вина, пропихнув крошки пробки и прочего дерьма в вино, как я обычно делал. только официанты в кино могут открывать французское вино без лажи.

я сделал первый хороший глоток. с пробкой и всем остальным. протянул ей бутылку. нога у нее упала с кровати. лицо стало как у рыбы. она хорошенько глотнула.

я забрал у нее вино. казалось, маленькие крошки пробки в бутылке не знают, куда деваться. от некоторых я избавился.

— ты хочешь, чтобы я тебя в жопу выебала? — спросила она.

— ЧТО?

— а я МОГУ!

она поднялась с кровати, подошла к верхнему ящику комода, застегнула у себя на талии этот ремень и повернулась ко мне — и прямо на меня посмотрел ЗДОРОВЕННЫЙ целлулоидный хуй.

— десять дюймов! — рассмеялась она, выпячивая живот, подсовывая эту штуку прямо мне под нос. — и никогда не опускается, никогда не изнашивается!

— ты мне раньше больше нравилась.

— ты не веришь, что мой старший брат — Хайме Браво, великий тореадор?

о какая — стоит с привязанным целлулоидным хуем и спрашивает меня про Хайме Браво.

— я не думаю, что Браво имел бы в Испании успех, — сказал я.

— а ты бы имел в Испании успех?

— черт, да я в Лос — Анжелесе успеха не имею. а теперь сними, пожалуйста, этот уморительный искусственный хуй…

она отстегнула его и сложила обратно в верхний ящик комода.

я вылез из постели и сел на жесткий стул, отхлебывая из горла. она нашла себе другой стул, и вот так мы и сидели друг напротив друга, голые, и передавали другу другу бутылку.

— это мне почему–то напоминает старый фильм с Лесли Ховардом, хотя эту часть они бы ни за что не сняли. это же Ховард в кино по Сомерсету Моэму снимался? БРЕМЯ СТРАСТЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ?

— я не знаю этих людей.

— правильно. ты слишком молодая.

— а тебе нравился этот Ховард, этот Моэм?

— у них у обоих стиль был. много стиля. но почему–то с ними обоими — часы ли пройдут, дни или годы — начинаешь, в конечном итоге, думать, что тебя облапошили.

— но у них у обоих было то, что ты называешь «стилем»?

— да, стиль очень важен. множество людей орет правду, но без стиля она беспомощна.

— у Браво есть стиль, у меня есть стиль, у тебя есть стиль.

— хоть чему–то научилась.

потом я снова залез в постель. за мной — она. я попробовал снова. ничего не вышло.

— сосешь? — спросил я.

— конечно.

она взяла его в рот и что–то из меня выжала.

я дал ей еще пятерку, оделся, отхлебнул еще вина и спустился по лестнице, перешел через дорогу к заправке. аккумулятор зарядили полностью. я заплатил работнику, выкатил задним ходом машину, дернул по 8‑й авеню. 2 или 3 мили за мною висел легавый на мотоцикле. в бардачке у меня лежала пачка КЛОРЕТОВ, я ее вытащил, извлек 3–4. лягаш, наконец, отлип и прицепился к какому–то япу, который внезапно свернул влево на бульвар Уилтшир, не включив поворотника и не просигналив рукой. они заслужили друг друга.

когда я приехал к себе, женщина спала, а маленькой девочке захотелось, чтобы я почитал ей из книжки под названием ЦЫПЛЯТА КРОХИ СЬЮЗАН. это было ужасно. Бобби нашел картонный ящик, чтобы в нем могли спать цыплята. он поставил его в угол за кухонную плиту. потом Бобби насыпал немного кашки Крохи Сьюзан в маленькую тарелочку и аккуратно поставил ее в ящик, чтобы цыплята могли немножко пообедать. а Кроха Сьюзан смеялась и хлопала своими маленькими жирными ладошками.

позже выясняется, что два других цыпленка — петушки, а Кроха Сьюзан — наседка, наседка, отложившая чудеснейшее на свете яйцо. вот те на.

я уложил маленькую девочку, зашел в ванную и пустил в ванну горячую воду. потом залез туда и подумал: в следующий раз, когда аккумулятор сядет, пойду в кино. потом я вытянулся в горячей воде и забыл обо всем. почти.