Ирина Потанина - Русская красавица. Напоследок

А еще по тексту были разбросаны вполне однозначные, шитые белыми нитками, но якобы тщательно скрываемые указания на возможные места поисков.

«Если еще не наскучила, расскажу тебе немного о своей нынешней работе. — это где-то в середине письма. — Сейчас удивишься. А, скорее, брезгливо скривишься и шепнёшь нечто вроде «как низко ты пала!» Ты ведь всегда был ужасным снобом, не правда ли?

Вся нынешняя жизнь — уход в мой персональный иностранный легион: боевое подразделение, куда поступают отчаянные люди, желающие порвать с прошлым и изменить будущее. Собираясь забыть все и быть забытой я пришла сюда, и мечты воплотились в реальность… Звучит романтично и пафосно, а между тем, все очень банально. Вернемся к фактам.

Помнишь, как всем дееспособным городом мы старательно вывешивали на двери своих офисов, редакций и прокуренных рабочих комнатушек искренние заверения, вроде: «Представители Канадских Оптовых компаний расстреливаются без предупреждения!» Помнишь? Мне и не думалось тогда, что я могу завербоваться в подобные представители…

Ты все еще читаешь мое письмо? Тогда расскажу тебе, как я нашла эту работу.

Давным-давно, еще до зимы, только-только сбежав от всех вас и приехав в Крым, я находилась на грани отчаянья. Вероятно, я сломалась бы, сорвалась бы с этой грани, вернувшись к вам послушной бездушною куклою. Но тут кто-то сверху опомнился и подбросил мне одну важную судьбоносную встречу…

Измотанная, никому не нужная, отчаявшаяся и в себе и в благостном воздухе Крыма, я плелась по пустынной набережной, каждой косточкой ощущая леденящие касания ветра и даже немного покачиваясь в такт монотонным и тоскливым шипениям гальки. С тем же звуком, с каким у нас тоскливым утром дворники сметают листья, здесь — море потрошит берег. И от этого делается совершенно жутко.

Помню, я свернула тогда в глубь парка. Город осыпался ворохом беспомощно хрустящих у меня под ногами листьев и, вместе с ними, такие же засохшие и желто-коричневые, обсыпались и гибли все мои мечты. Уезжая из Москвы, сбегая от врагов, друзей, журналистов, необходимости быть сильной и от тебя, я почему-то твердо была уверена, что Ялта — самый красивый город на свете, самый приветливый, волшебный и жизнеутверждающий — безоговорочно примет меня и поставит на ноги. Я ехала, чтобы затеряться среди ее волонтеров, найти обычную работу, поселиться в каком-нибудь неприметном сарайчике верхнего города и все свободное время посвящать единению с природой и восстановлению растерзанного московским зверятником внутреннего стержня. Я наивно полагала, что мир все так же любезен со мной, как был раньше…

Между прочим, у меня имелись все основания для таких уверенностей! Ведь когда-то давно — я была молодая, восторженная и падкая на авантюры — этот город несколько летних сезонов подряд спасал меня. Отъезд в Крым всегда был верным рецептом излечения от любых психологических дискомфортов. Ехала всякий раз автостопом. Всякий раз в поисках какой-нибудь незамысловатой, пусть и физически тягостной работенки, которая занимала бы руки, а голове оставляла возможность переосмысливать события прошедшей зимы. Месяца в Ялте хватало с лихвой, чтобы вновь обрести силы жить дальше. Этот город всегда обладал удивительными исцеляющими свойствами. Но это было давно. Слишком давно, чтобы остаться в силе.

Впрочем, я все слишком закручиваю. На самом деле, похоже, никаких перемен с городом не случилось. Просто в этот приезд я откровенно сглупила: неверно выбрала время приезда. Нельзя беспокоить Ялту поздней осенью и требовать внимания к своей погибающей персоне. Эта пора не лучшая для прибрежных городков. Когда неизвестно чем кормить своих, приезжих принимают неохотно…

Прокручивая все это в своей пессимистично настроенной голове, я мысленно обзывала ее «дурьей башкой». Параллельно, кажется, напевала, подражая давно укатившему в Америку Жене Кошмару — экс-солисту крайне приятственной группы «Ку-ку». Тянула, кривляясь: «Пойду работать я на работу!/Купите мои руки, мои мозги…/» Данное заклинание, в отличие от прежних моих напевок, отчего-то не действовало: не влияло ни на успех мероприятия, ни на настроение…

Кстати, признаюсь в ужасном: я подумывала даже о позорном возвращении домой. Не убьют же меня там, в конце концов! Ну, выскажут, все что думают, ну попытаются предъявить требования… Поклокочут и успокоятся, потому что взять с меня все равно нечего, а писать под их диктовку или ставить свое имя под ими написанным я не соглашусь ни под каким давлением…

Парк окончился. Совершенно бессмысленно, я сворачивала во дворы и как-то даже не следила, куда именно несут меня ноги. В результате оказалась возле небольшой забегаловки, с пятью столиками, обнесенными то ли недостроенной кирпичной стеной, то ли перестроенным забором. Впрочем, ограда смотрелось довольно стильно, и от ветра укрывала, так что придирки мои были напрасными. Возле входа, ритмично притопывая — то ли от холода, то ли от усердия, — суетился над мангалом сухощавый татарин. Он смешно выпячивал губы и оттого делался похожим на Дуремара из моего детства. С этого все и началось…

— А у вас кофе попить можно? — только сейчас понимаю, как хочу присесть и выпить что-нибудь теплое.

— Два рубля! — Дуремар изучающе смотрит, потом, видимо, решив, что я из местных, со свойской хитрецой добавляет: — А если сама себе сделаешь — рубь. А если еще и вон тем двум господам клиентам по стаканчику соорудишь, так вообще бесплатно угощу! Я добрый и приветливый. Только не многорукий, как видишь. А тут то пусто — то приезжают… Хоть бы предупредили, я бы племяшку вызвонил…

Дуремара становится жалко, и я послушно отправляюсь делать кофе его клиентам. Обычный растворимый, в пластиковых стаканчиках… Фу, гадость какая…

— Вот. Просили вам принести, — ставлю на стол перед единственными, кроме меня, посетителями. Персонажи весьма примечательные — оба очень крупногабаритные, статные. Двигаются не спеша, говорят медленно. Пара морских котиков на лежбище.

— Что-то мы вас раньше тут не видели? — Морская Котиха щурится в улыбке.

— А меня тут раньше и не было. И сейчас нет. Я просто кофе попить зашла…

— Я добрый, но не многорукий, — тут же спешит оправдываться Дуремар. — Вы ж не как обычно, вы же без предупреждения…

— Ты добрый, — снисходительно соглашается клиент. — А еще у тебя самый вкусный шашлык на побережье, — добавляет испробовав. — Жаль, что мало кто об этом догадывается.

— Вот, девушка теперь догадывается, — Котиха заговорщически подмигивает. Моя персона отчего-то явно интересует ее.

Позже она признается: «У меня сразу на тебя интуиция врубилась. Я только сомневалась немного — уж больно смазливая. Мне всякие шуры-мурыи и последующие разборки с клиентами ни к чему. Но ты, молодец, отшивать умеешь, как я погляжу».