Валерий Алексеев - Уточненная подлость

«„Отщипни“, — передразнил я. — Нет, он все-таки хитрее тебя, простофили. Ну-ка слушай внимательнее вот этот кусок. Что слышишь?»

«Песню поем…» — неуверенно пробормотал Жорик и заискивающе посмотрел на меня.

«А сейчас?»

«Какая-то музыка, далеко только очень».

«Ну, как бы ни далеко, а все в пределах нашего часового пояса. Интересно, под какую же музыку вы пели в двенадцатом часу ночи?»

«Сделай погромче».

«Да куда уж громче».

«Ничего не понимаю… — сказал Жорик и почесал затылок. — Это ж эта, как ее…»

«Ну, ну…»

«С добрым утром».

«Правильно, Жорик. Запись на запись, причем очень грубо сработана. На такого простачка, как ты. В милицию с этой пленкой не сунешься. Сначала концерт ваш домашний записан, а шаги и все остальное — потом. Всего на три минуты нужно было твоему Вовке уровень записи поднять — и не повезло человеку. Посторонний шум записался. Сразу видно, что с похмелья дело делалось, по наитию».

Посидел подумал Жора. Покраснел, набычился.

«Вот как, значит… Вот он, значит, как со мной… Ну, Володя, ладно. Ладно, Володя…»

Встал, не глядя на меня, поднял с полу свой график, скомкал, сунул в карман. Стал снимать с магнитофона пленку, занервничал, зачертыхался. Я молча отстранил его, пустил магнитофон на перемотку. Пленка шла плохо: намоталось больше, чем позволяла моя кассета.

«Ты скажи мне, Боря, напоследок, — сказал Жора, наблюдая за моей работой. — Ну зачем он все это устроил? Ради чего? Ведь от денег моих отказывался. Я же сразу предложил ему деньги…»

«Значит, мало предложил. Этому человеку, видно, много надо. Он в двух зайцев прицелился: и тебя припугнуть, как я припугнул, кое-что с тебя поиметь, и еще две с лишним тысячи выгадать».

«Погоди, не понимаю. Какие две с лишним тысячи? Столько мне за десять лет не собрать».

«Да не от тебя. От тебя — сколько выйдет, по бедности. А еще две с лишним… видишь ли, Жора, имущество, нажитое в браке, при разводе делится пополам. В отличие от тебя твой сосед хорошо об этом помнит».

«Ну а я-то здесь при чем? Мне-то душу мотать зачем было надо?»

«Из тебя, простачок, хотели сделать свидетеля. Подтвердил бы ты на суде факт кражи? Наверняка подтвердил бы. Вот и все, что от тебя еще требуется. Удивляюсь только, как он тебе эту пленку на руки отдал».

«Да сопротивлялся он, не хотел. Ну, со мной разговор короткий, — тут мой Жора ухмыльнулся многозначительно: отлегло от души. — Я ж его одним пальцем — и все».

«Нет уж, пальцем не надо, Жора, — попросил я его. — Обещаешь?»

«Ладно, бог с ним, — буркнул Жора и потянулся за пленкой. — Словами скажу».

«И слова выбирай, — посоветовал я. — Этот Вова — человек сложный. А пленку я тебе не отдам. Пусть она пока у меня полежит. Так и передай Володе: пленка, мол, твоя лежит в прокуратуре. Это будет ему самый лучший подарок».

«Ладно, Боря, спасибо тебе, Боря. А еще один вопрос тебе можно?»

«Один — можно. Я с работы, устал».

«Как же ты не сразу во всем разобрался? — простодушно спросил меня Жорик. — Дело-то, оказывается, ерундовое?»

Ну, что я мог ему ответить?

«Ты руки-то мыл со вчерашнего дня? Не мыл. Вот это меня с толку и сбило».

Оторопел мой Жорик, взглянул на свои руки и, криво усмехнувшись, соскреб с корявого ногтя следы ферромагнитной эмульсии… На этом мы давай и закончим повествование о ерундовом деле, которое я предлагаю условно назвать делом «об уточненной подлости».

Все понятно, — сказал я Б. П. Холмскому, закрывая свой исписанный блокнот, — все понятно и очень мило, но есть у меня как у беллетриста небольшая к тебе претензия.

Ну валяй выкладывай, — снисходительно проговорил Б. П., разминая в пальцах сигарету.

Ты все с нами воюешь, с сочинителями, все окурки высмеиваешь — ну те самые, традиционные, найденные в самом конце, — Боря Холмский благосклонно кивнул, давая мне понять, что пояснений не требуется, — а ведь песенка твоя, случайно записавшаяся, — это тоже своего рода окурок. Счастливая случайность, не больше того. Я понимаю, по наитию работал человек, решил использовать обстоятельства, да еще с похмелья… все это у тебя мотивировано. Но подними он уровень записи не в тот момент, когда началась передача «С добрым утром», — что бы ты делал тогда со всей своей дедукцией?

Видишь ли, какое дело, — утомленно сказал Б. П., — неважно, что там записалось, когда Володя пошел к секретеру, не это, так другое. Время утреннее, за три минуты много шумов могло вклиниться: тормоза машин, голоса на улице. Да мало ли что… Стереть-то запись он не мог.

Вот как? — саркастически сказал я. — Ну допустим. Но, вообще-то говоря, мне не совсем понятно, зачем эта верхняя запись была загнана в самый конец.

Во-первых, это очень достоверно, — пояснил Б. П., — а во-вторых, Вова должен был выбрать момент, когда за столом осталось как можно меньше людей. Ты удовлетворен моим объяснением?

Вполне. Но все это совершенно не прозвучало.

Не прозвучало? — задумчиво переспросил Б. П. Холмский. — Ну что ж, ты зайди ко мне как-нибудь через недельку. Сделаем вставки.

Я, конечно, зашел, понимая при этом, что у Бори наверняка не найдется времени для поправок и перестановок. Мне казалось сомнительным, чтоб Б. П. занялся этим нудным делом, требующим к тому же известного навыка.

Так оно и случилось.