Мэри Кайе - Далекие Шатры

– Да. Именно этого я и боюсь. Тогда она была полна непреклонной решимости. Она умоляла меня сделать это. Но сейчас… сейчас я думаю, что она была не в своем уме. Она помешалась от горя, и, оглядываясь назад, я не уверен, что и сам я находился во вполне вменяемом состоянии. Наверное, все мы плохо соображали… но Джали пришлось гораздо тяжелее, чем остальным, ведь Шу-Шу значила для нее больше всех на свете и она не могла вынести мысль о страшных муках, какие предстоит претерпеть ее сестре. Она хотела, чтобы я застрелил ее прежде, чем языки пламени подберутся к ней, и я сделал это. Мне не следовало этого делать, и я безумно жалею о своем поступке, ибо я коварно лишил Шу-Шу возможности стать святой. А теперь, боюсь, Джали при виде меня всякий раз вспоминает, что именно я убил ее дорогую сестру.

– Чушь собачья! – грубо выпалил Рыжий.

– О, я не хочу сказать, что она винит меня в убийстве. Она прекрасно понимает: я сделал это только для нее и, будь моя воля, мне не пришло бы в голову рисковать нашими жизнями, задерживаясь там в ожидании удобного момента, чтобы застрелить несчастную. Но как бы ясно она ни понимала это умом, в глубине души она знает: мне было наплевать на Шу-Шу. И в этом-то все и дело.

– Да, понимаю, – задумчиво проговорил Рыжий. – Если бы ты любил девушку и пошел на такой шаг по этой причине – из любви к ней, так сказать, – тогда бы не имело особого значения, что ты… гм… убил ее.

– Вот именно. Но я ее не любил. Ты скажешь, я просто ревновал, но дело было не только в ревности: меня бесило влияние, которое она имела на Джали. И мне кажется, сейчас Джали вспоминает о том, как плохо я к ней относился, добавляет это ко всему прочему и понимает, что, независимо от своей воли, уже не в силах относиться ко мне как прежде. Ее трудно винить. Хотя я по-прежнему не вижу, что еще можно было сделать, меня ни на минуту не оставляют сожаления, что я застрелил эту чертову Шу-Шу! И если я испытываю такие чувства, то почему бы Джали не чувствовать то же самое? Боже, ну и дела! Давай откупорим еще одну бутылку, Рыжий. Я хочу последовать твоему совету и напиться.

Они оба изрядно напились. Правда, Рыжий, более привычный к спиртному, не так сильно, как Аш. И видимо, совет оказался стоящим, а может, дело в справедливости изречения «Признание облегчает душу», но впоследствии Аш почувствовал себя значительно спокойнее и стал меньше волноваться по поводу будущего, хотя уже не повторял прежней ошибки и не спрашивал Джали, о чем она думает. Она все еще оставалась болезненно худой и очень бледной, но это обстоятельство Аш относил на счет страшной духоты в каюте Рыжего. Он не сомневался, что, когда они поженятся и Джали, поддавшись на его уговоры, станет выходить на палубу, на свежий воздух, ее здоровье непременно поправится, а вместе с ним и настроение.

Они сочетались браком через два часа после того, как побережье Синда скрылось из виду и «Морала» взяла курс на Рас-Джеван и Чахбар. Церемония состоялась в два тридцать пополудни в маленькой, тесной кают-компании. Свидетелями стали помощник капитана Энгус Макналти (он был родом из Данди и высказал осторожное предположение, что он, возможно, пресвитерианин) и старый друг Рыжего Хаим Эфраим, пожилой еврей из Кача, который имел деловые интересы в Персии и договорился доплыть с капитаном Стиггинзом до Чахбара. Сам Рыжий называл себя вольнодумцем, что бы он ни подразумевал под этим, но по случаю бракосочетания он надел свой лучший костюм и говорил голосом столь серьезным и проникновенным, что Гулбаз, наблюдавший за короткой церемонией от двери, исполнился уверенности, что капитан «Моралы» в частной жизни является чрезвычайно мудрым и благочестивым гуру.

Праведный мусульманин, Гулбаз томился дурными предчувствиями. Но он не стал ничего говорить, поскольку было уже слишком поздно. Слишком поздно стало с того самого дня, когда хаким из Каридкота и его толстый слуга подъехали на наемной двуколке к бунгало сахиба и он, Гулбаз, не сумел отослать незваных гостей прочь. Эта индусская вдова была совсем не такой женой, какую он ожидал увидеть рядом со своим сахибом, а кроме того, он не одобрял смешанных браков точно так же, как Кода Дад-хан или мистер Чедвик. Вдобавок Гулбаза нисколько не радовала перспектива объяснять Коде Даду и его сыновьям, почему все так получилось и какое участие он сам принимал в этой истории, хотя он совершенно не представлял, как можно было отказать сахибу в помощи или вообще помешать ему отправиться в Бхитхор. Тем не менее сегодня он вознес свои собственные молитвы о безопасности, благополучии и счастье жениха и невесты и попросил Всемогущего даровать им долгую жизнь и много сильных сыновей.

Анджали, в прошлом набожная индуска, уже несколько лет не молилась, придя к мысли, что либо богов не существует, либо они отвернулись от нее по каким-то своим причинам (возможно, из-за ее смешанной крови). Не молилась она и сейчас, а вместо свадебного платья на ней была чадра. Впрочем, это обстоятельство никому из присутствующих не показалось странным, потому что западные невесты по традиции носят белое и идут к алтарю с закрытым вуалью лицом, а на Востоке вдовий траур не черного цвета, а белого.

С одного бока этого одеяния Аш сделал небольшой разрез, чтобы можно было взять Джали за руку. Все остальное скрывалось под чадрой, и присутствовавшие на свадьбе гости не видели ничего, кроме этой маленькой квадратной ладони. Но как ни странно, все они на основании одного только этого свидетельства тут же уверились, что невеста лейтенанта Пелам-Мартина – женщина редкой красоты и очарования. Они также не сомневались, что она говорит и понимает по-английски: Аш научил Джали нескольким словам, которые положено говорить невесте, и, когда настало время, она произнесла их тихим внятным голосом, воспроизведя интонацию столь точно, что любой человек, ничего о ней не знающий, запросто предположил бы, что под дешевой хлопчатобумажной чадрой скрывается благовоспитанная добропорядочная мисс.

Аш не догадался купить в Ахмадабаде кольцо, а сам он не носил печатки, поэтому он взял часть часовой цепочки и, соединив концы, получил тонкое колечко из золотых звеньев. Его-то он и надел на палец Анджали: «Этим кольцом я обручаюсь с тобой…» Церемония, сделавшая Анджали его женой, продолжалась менее десяти минут. После того как все закончилось, Джали вернулась в свою каюту, а Аш остался пить вино, выставленное Рыжим, и принимать поздравления и добрые пожелания.

День выдался чрезвычайно жаркий, и, даже несмотря на морской ветер, температура в кают-компании была выше тридцати градусов, но к вечеру она должна была упасть, и, когда сгустится темнота, полуют станет прохладным и приятным местом для первой ночи медового месяца, если, конечно, Анджали согласится покинуть каюту.