Богомил Райнов - Только для мужчин

Школа и влияние Петко.

– А вам неприятно, что вы меня встретили? – вдруг спрашивает она.

– К чему эти вопросы? – тихо говорю я.

– Да ведь я отчасти из-за вас приехала. Может быть, главным образом из-за вас. Мне захотелось вас повидать, узнать, как вы тут.

– А как на это посмотрит Илиев?

– Меня это не волнует, – сухо отвечает она. А затем спрашивает как бы между прочим: – А вон в том кафе кофе не подают?

– Думаю, что подают.

– Тогда почему вы держите меня здесь, на углу? Разве не видите, я в новых туфлях.

Так что мы идем в кафе, чтобы посидеть за столиком между газонами, среди декоративного кустарника. Я здесь уже свой человек, и официантка аккуратно приносит два двойных эспрессо, приготовленных без экономии материала. Лиза отпивает глоток кофе, закуривает, после чего вдруг сообщает мне:

– Я не собираюсь выходить замуж за Илиева, Тони.

– Значит, этот мещанин все-таки оставил вас?

– Почему он меня оставил? Неужто я сама не способна кого-нибудь оставить?

– Почему же вы его оставили?

– Потому что люблю вас.

– Здра-а-асте!…

– Впрочем, я с давних пор вас люблю, порой мне даже кажется, что я вас полюбила с самого начала, а не то разве я могла бы так вас ненавидеть?

– А, значит, вы меня еще и ненавидите!

– Иногда. Вас это удивляет?

– Нисколько. Это ведь вы.

– Это в самом деле так: встречается он на твоем пути, этот единственный человек в твоей жизни, встречается после такого долгого ожидания и вдруг оказывается совсем не таким, каким ты его видела в своих мечтах. И всякий раз, когда он оказывается другим, ты невольно начинаешь его ненавидеть.

– И пока ненавидели меня, вы подружились с Владо.

– Это потому, что я потеряла всякую надежду. Вы смотрели на меня так же, как на стену. А Илиев порядочный человек, и я решила водить дружбу с ним. Если это проймет Тони – хорошо, если нет – значит, дело безнадежное, тогда пусть хоть у моего ребенка будет семья.

– Ну и как же? Илиев перестал быть порядочным человеком?

– Илиев все такой же. Но эта его расчетливость! Я этого терпеть не могу. И потом, когда вы уехали, я окончательно поняла, что ничего у нас с ним не получится.

– Зря обзаводились нарядами…

– Они куплены ради вас, Тони. Мне хотелось понравиться вам и услышать от вас: «Никуда ты не пойдешь, ты останешься здесь!».

– Разве я этого не сказал? Значит, это моя оплошность. А вам на самом деле хочется, чтобы я так сказал?

– Вы еще спрашиваете? – Лиза смотрит на меня долго, укоризненно.

– Да и мне, кажется, вас не хватало, – бормочу я. – Даже не знаю, чем это объяснить, но мне ужасно вас не хватало.

– Тони, миленький!

– Спокойно, – говорю я. – Есть еще одна деталь. Детский вопрос…

– Но мне казалось, Петьо вам понравился, – говорит она, и при этом лицо ее вдруг становится грустным.

– Слов нет. Но дело в том, что у меня тоже дети.

– Это та парочка? – догадывается Лиза. – Ну, теперь ты и в самом деле меня потряс. Этого-то я от тебя не ожидала! Где же они?

Я, должно быть, и в самом деле ее потряс, если она вдруг переходит на «ты».

– Спокойно, – повторяю я. – Всему свое время. Сперва надо расплатиться.

– И пойти забрать Петьо.

Да, Петьо. Ребенок, конечно, не проблема, разве что в каком-нибудь глупом сценарии. Будет ребенок твоим или нет, полностью зависит от тебя. И все же лучше, что отец его Петко, а не какой-нибудь безмозглый балбес. Хотя вроде бы именно это обстоятельство должно меня задевать – что он достался мне в наследство от Петко. Получается, что и в этот раз, как всегда, Петко мне что-то подбрасывает, а моя задача – довести дело до конца. Не исключено, правда, что в один прекрасный день он снова появится на горизонте и спросит: «Как там наш сын?»

Но вероятнее всего, он вообще не появится. Бесследно исчезнет. А может, и не бесследно – кое-что у меня все же от него останется. Я не хочу сказать, что он оказал на меня влияние. К сожалению, едва ли об этом можно говорить. Моя драма, если таковая существует, не имеет ничего общего с драмой этого человека с невыразительным лицом и одержимостью во взгляде, который смирился с тем, что он, как радиоприемник, вбирает в себя мысли и волнения всего человечества. И все же во мне что-то осталось от него, не совсем незначительный штрих в моих воспоминаниях, тень недоумения или даже нотка зависти. Когда я оглядываюсь назад и окидываю мысленным взглядом всех своих знакомых, то среди них этот бедолага – единственный, кого я могу назвать счастливым или по крайней мере не несчастным. А если человек не несчастный, то какой же он?

Но в данный момент речь не о Петко, а о Петьо.

И вот через каких-нибудь полчаса мы уже тащимся к нашему дому, к дому с двором и орехом, – тащимся уже втроем, а там нас ждут еще двое, так что всего нас теперь пятеро (трудно поверить, как быстро растет народонаселение планеты и как стремительно мы приближаемся к демографическому взрыву!). Петьо при этом теребит мою руку и спрашивает, самолетом ли я прилетел, как и в прошлый раз, а я говорю – нет, на ракете, но ему не терпится узнать, один я приехал или вместе с его мамой, и я отвечаю, что нет, но что в дальнейшем нам, пожалуй, придется ездить вместе.

– И вообще, Петьо, плохи наши дела.

Малыш поднимает на меня свои большие любопытные глаза:

– Почему плохи?

– Спроси у мамы, она тебе все объяснит.

Однако Лиза ничего не объясняет, она только смеется.

Не знаю, говорил ли я, но у этой женщины поистине ослепительная улыбка. Может быть именно из-за ее улыбки я и потерял рассудок. Стоит ей улыбнуться… Вот именно – стоит ей улыбнуться… Итак, стоит ей улыбнуться – и плохи твои дела.

Имеется в виду магазин, где товары отпускаются на иностранную валюту. – Прим. переводчика

Строка из стихотворения Христо Ботева «Моей первой любви». – Прим. переводчика.