Ярослав Голованов - Королев: факты и мифы

В сентябре 1958 года «за выдающиеся заслуги в области межпланетных сообщений» (которых пока еще нет! – Я.Г. ) Академия наук награждает Королева золотой медалью имени Циолковского. Он считает это решение неверным и добивается присуждения той же медали Глушко и Пилюгину. Понимает, как болезненно может воспринять Валентин Петрович Глушко его индивидуальное награждение, так стоит ли по таким пустякам обострять отношения?!

Весной 1958 года Сергей Павлович выдвигается, а летом избирается действительным членом Академии наук СССР.

Тогда же Королев получает квартиру неподалеку от театра Советской Армии, принимается решение о строительстве для него особняка в Останкино.

Королев сам ни о чем не хлопочет, все идет само собой, потому что «так надо!».

В Подлипках проектанты тем временем предлагали Королеву различные варианты спутников, убеждали, что это будет нечто еще неизвестное, но Королев был холоден: хотелось не количественно, а качественно нового. Борис Викторович Раушенбах подтверждает, что Королев очень не любил топтаться на месте, выжимать из конструкции все, что она может дать, всегда стремился идти дальше. Анатолий Семенович Кириллов, который на долгие годы после гибели Евгения Ильича Осташова и Александра Ивановича Носова станет «стреляющим» космических ракет, напротив, убеждал меня, что Королев забросил спутники ради Луны вовсе не потому, что ему было скучно повторяться, – новые спутники он все-таки строил, – а потому, что и на спутники, и на лунники у него просто не хватало сил.

Это тоже верно: после запуска третьего спутника в цехах опытного производства стояли четвертый, пятый и шестой спутники, которые так никогда и не полетели.

Доподлинно известно только одно: в конце 50-х годов Королев очень увлечен лунной программой и планами полетов к ближайшим планетам. Он хочет сохранить в людях своего ОКБ тот вдохновенный порыв, ту подлинную творческую приподнятость, которыми отмечены были первые космические старты. Первое совещание по лунникам Главный провел своеобразно.

– Товарищи! – сказал он, когда все расселись в ожидании доклада и прений. – Мы получили задание: доставить герб Советского Союза на Луну! Срок – два года. Совещание объявляю закрытым.

Первый, более простой спутник должен был просто достичь Луны. Прикидочные баллистические расчеты, сделанные в отделе Лаврова, показывали, что это вроде бы не так трудно. Тем временем у Келдыша появился новый «мальчик» – Сева Егоров 178, который по собственной инициативе взялся за расчеты лунника и доказал, что Лавров радовался рано. Все лежит в пределах вполне достижимых, если запускать лунник с экватора, но ведь задача-то не плоская – космодром-то не на экваторе! А поэтому требования к точности должны быть намного выше. Даже так можно сказать: до сих пор требований таких ракетная техника не знала. Запаздывание старта на десять секунд – это разброс на 200 километров. Ошибка в скорости на один метр в секунду, т.е. на сотую долю процента, это еще 250 километров, а если направление полета сдвинуть на одну угловую минуту, величину практически невидимую, глазу недоступную, – еще 200 километров. А если и то, и другое, и третье, это же получается стрельба по воробью из самолета.

Но, допустим, все сработало как надо, и все требования баллистиков выполнены, и в Луну попали. Однако же надо еще доказать, что попали. Лунник ни в какой телескоп не разглядишь. И даже тепловой взрыв при ударе о Луну, о котором упоминалось в программе, как выяснилось вскоре, на расстоянии в 400 тысяч километров тоже наблюдать вряд ли удастся. Нашлись горячие головы, которые предлагали установить на луннике ядерный заряд. Королеву идея эта не нравилась. Да, конечно, Луна – мертвое небесное тело, но начинать ее исследования с атомной бомбардировки... – был в этом какой-то нехороший привкус. Завтра туда люди полетят, а там радиация! Спасибо академику Зельдовичу, он довольно популярно объяснил, что, поскольку атмосферы на Луне нет, светиться при атомном взрыве нечему, а потому он тоже виден не будет.

Наиболее простой и верный способ убедиться в том, что аппарат достиг Луны, это поместить в нем надежный и достаточно мощный радиопередатчик. Если в расчетное время его сигнал резко оборвется, значит, он ударился о Луну. Правда, сигнал этот надо было еще поймать, отделить от земных радиопомех, а для этого нужны хорошие антенны. Королев узнал, что у ФИАНа в Симеизе есть нечто подходящее. Там работает доктор Северный, который «выслушивает» Солнце. Надо послать к нему людей и попросить Рязанского тоже подключиться к этим делам... Да, сил у него на все действительно не хватало. Когда началась работа над дополнительной ступенью – блоком «И», как называли его в ОКБ, Королев понял, что надо искать новых помощников. Так возник союз: Королев-Косберг.

Самое интересное, что Семен Ариевич Косберг ни о каком союзе не помышлял, космонавтикой не увлекался и вообще был вполне удовлетворен своей авиационно-моторной жизнью. Он был на три года старше Королева и к моменту пусков первых баллистических ракет уже давно руководил большим конструкторским бюро авиационных двигателей, прочно стоял на ногах и дело свое любил.

Косберг был человек крепкий, жизнью не избалованный. Он родился в большой (девять детей) еврейской семье в белорусском городке Слуцке. Несмотря на немалые финансовые затруднения, два года проучился в коммерческом училище, но потом перешел в кузницу: надо было помогать отцу. После армейской службы слесарил на фабрике имени Халтурина в Ленинграде, упорно стремился учиться. Поступил в Ленинградский политех, а оканчивал Московский авиационный. В 1931 году он пришел в Институт авиационного моторостроения, а через девять лет уже стал руководителем крупного КБ. Приказ о назначении его Главным конструктором датирован 17 октября 1941 года – в критические дни прорыва фашистов к Москве. Война – время предельного перенапряжения всех его сил. Человек жесткий, очень требовательный, он стал одним из тех генералов тыла, которые исключили из служебной терминологии слова: могу – не могу, получается – не получается, успею – не успею, оставив только одно слово: надо! Сталин ценил Косберга, знал, что он не подведет.

После войны Семен Ариевич работает в тесном контакте с ведущими конструкторами авиадвигателей: А.А.Микулиным, А.Д.Швецовым, В.А.Добрыниным, В.Я.Климовым, С.Д.Колосовым. Он строит опытные реактивные двигатели для самолетов А.И.Микояна и А.С.Яковлева. Короче, как говорится, у Косберга – своя компания, у Королева – своя. Но вот в 1956 году Косберг в своем Воронеже создает два авиационных жидкостных ракетных двигателя, которые могли включаться и выключаться в полете по несколько раз. Отчет по испытаниям этих двигателей попался на глаза Королеву, и он понял, что их автор как раз тот человек, который ему нужен. Они встретились и... И Косберг, совершенно неожиданно для всех, знавших его, переключился вдруг на ракетно-космическую тематику. В тесном контакте с ОКБ Королева и, прежде всего с отделом ЖРД, которым руководил Михаил Васильевич Мельников, уже начавший работу над двигателем блока «И», Косберг в невиданно короткие сроки – девять месяцев! – двигатель этот сдает на испытания. Это был первый наш ракетный кислородно-керосиновый двигатель, который должен был запускаться не на Земле, и даже не в небе, а выше неба – практически в вакууме. Он предназначался для лунного блока «И», для гагаринского блока «Е», а позднее, уже в середине 60-х годов, для второй и третьей ступеней большой ракеты Владимира Николаевича Челомея УР-500, названной потом «Протоном». Косберг проработал в космонавтике менее семи лет и сделал очень много. Трагическая гибель его ошеломила» всех, настолько неожиданной, противоестественной для этого переполненного энергией человека она была. Семен Ариевич получил смертельные ранения в автомобильной катастрофе. Прилетевшая бригада московских реаниматоров работала всю ночь, но ничего не могла сделать. 3 января 1965 года Косберг умер.