Эйдзи Ёсикава - Десять меченосцев

– Ты хочешь этого, сын? – произнесла Осуги. Вытащив короткий меч, она приставила лезвие к горлу.

– Ты что, мама?!

– С меня довольно. Не пытайся остановить меня. Соберись с мужеством и нанеси мне последний удар.

– Не надо! Я твой сын! Я не переживу твоей смерти!

– Хорошо. Откажись от Оцу.

– Зачем тогда ты привела ее? Зачем бередить мне душу? Не понимаю!

– Я без труда могла бы убить ее, но ведь она оскорбила твою честь. И я, мать, решила, что ты должен наказать ее. Ты мне должен быть за это благодарен.

– Ты заставляешь меня убить Оцу?

– А разве ты не хочешь? Говори прямо! Но прежде хорошенько подумай.

– Мама… ведь…

– Все еще цепляешься за ее подол? Тогда ты мне не сын, я тебе не мать. Раз ты не в состоянии отсечь голову наглой распутнице, возьми мою! Пожалуйста, я готова принять последний удар от тебя! Жду!

«Жизнь устроена так, – подумал Матахати, – что дети доставляют хлопоты родителям, но порой случается наоборот». Осуги загнала его в угол. Матахати впервые оказался перед таким страшным выбором. Дикие глаза матери пронзали его до глубины души.

– Стой, мама! Опусти меч! Я забуду Оцу и выполню твое приказание.

– Какое еще приказание?

– Накажу ее. Сделаю это собственными руками.

– Ты убьешь ее?

– Да.

Слезы радости потекли из глаз Осуги. Отложив меч, она сжала руку сына.

– Дорогой мой! Наконец ты заговорил как будущий глава дома Хонъидэн. Предки гордятся тобой.

– Правда?

– Иди и исполни свой долг. Оцу ждет внизу, в Тиримадзуке. Беги!

– Э-э…

– Сочиним сопроводительное письмо и пошлем его вместе с ее головой в храм Сипподзи. Вся деревня узнает, что мы наполовину смыли свой позор. Мусаси, услышав о ее смерти, по велению гордости сам придет к нам. И настанет миг нашего торжества! Матахати, не мешкай!

– Ты подождешь меня здесь?

– Нет, я пойду за тобой следом, но не покажусь на глаза Оцу. Увидев меня, она расхнычется и обвинит в нарушении обещания. Лишняя неловкость.

– Она – беззащитная женщина, – сказал, поднимаясь, Матахати. – С ней хлопот не будет. Посиди лучше здесь. Я принесу ее голову. Не беспокойся, она от меня не уйдет.

– Осторожность не помешает. И женщина сопротивляется, увидев обнаженный клинок.

– Напрасное беспокойство.

Матахати с решительным видом зашагал вниз по склону. Мать последовала за ним, озабоченно нахмурив брови.

– Запомни, – напутствовала она сына, – в таком деле надо быть начеку.

– Ты все идешь за мной? Ты обещала не показываться.

– Тиримадзука ниже.

– Знаю, мама. Иди, если хочешь. Я подожду здесь.

– Что за упрямство?

– У меня такое ощущение, что я должен убить слепого котенка. А ведь надо лишить жизни человека. Невыносимо!

– Понимаю. Пусть Оцу изменила, но она была твоей невестой. Раз ты не хочешь убивать на моих глазах, я подожду здесь.

Матахати пошел один.

Когда Оцу осталась одна, ее первым порывом была мысль о бегстве. Остыв немного, она подумала, что побег перечеркнет ее мучения, которые она терпела от Осуги целых двадцать дней. Она решила выдержать до конца. Коротая время, Оцу думала о Мусаси, потом о Дзётаро. При воспоминании о Мусаси любовь ее вспыхивала россыпью ярких звезд. Она продолжала лелеять свои мечты и надежды, в ушах у нее отчетливо звучал голос Мусаси, который она слышала на перевале Накаяма, на мосту Ханада. Она верила: рано или поздно Мусаси вернется к ней.

Внезапно Оцу вспомнила об Акэми, чей образ преследовал ее, угрожая надеждам. Зловещая тень соперницы исчезла. Безграничная вера в Мусаси была сильнее страха перед чарами Акэми. Оцу вспомнила предсказание Такуана о том, что ее ожидает горькая участь, но монах, видимо, ошибся. Иначе как объяснить ту радость, которая не покидала ее? И сейчас, когда в глухом и темном месте она ждала постылого человека, Оцу не отчаивалась.

– Оцу!

– Кто это?

– Хонъидэн Матахати.

– Матахати?

У Оцу перехватило дыхание.

– Ты и голос мой забыла?

– Нет, теперь узнала. Ты видел мать?

– Да, она ждет меня повыше на горе. Ты совсем не изменилась! Совсем такая, как в Мимасаке.

– Где ты? Здесь так темно, что я ничего не вижу.

– Можно подойти? Мне стыдно смотреть тебе в глаза. Ты сейчас о чем думала?

– Ровным счетом ни о чем.

– Обо мне не думала? А вот я всегда думаю о тебе. Не было дня, чтобы я не вспомнил тебя, Оцу.

Оцу сжалась при виде медленно приближающегося Матахати.

– Матахати, мать тебе все рассказала?

– Угу.

– Раз ты все знаешь, ты без труда поймешь меня, – с облегчением произнесла Оцу. – Посмотри на случившееся моими глазами. Забудем прошлое! Оно минуло безвозвратно, а впереди у каждого из нас своя жизнь.

– Не говори так, Оцу!

Матахати не знал, что говорила его мать, но не сомневался в коварстве Осуги.

– От воспоминаний у меня сжимается сердце, – продолжал Матахати. – От стыда я не могу поднять голову. Небо свидетель, что я с радостью забыл бы прошлое, но это сверх моих сил. Невыносимо вообразить, что мне придется отказаться от тебя, Оцу!

– Рассуди трезво, Матахати! Связь между нашими сердцами давным-давно порвана. Их разделила широкая долина.

– Верно. И пять лет протекли по этой долине.

– Утекли безвозвратно. Мы не можем вернуть нашу привязанность из минувшего.

– Нет, сможем!

– Ошибаешься, Матахати. Чувства прошли, как и время.

Матахати, пораженный холодностью Оцу, не узнавал в ней наивную, веселую, как весеннее солнышко, девушку, которая когда-то открыла ему сердце. Матахати чудилось, что он разговаривает с белоснежным каменным изваянием. Откуда в ней непреклонная, холодная решительность?

Он вспомнил, как Оцу, бывало, с отрешенным и мечтательным видом могла почти целый день просидеть на веранде храма Сипподзи, устремив взгляд в никуда, словно разглядывая в плывущих облаках мать и отца, братьев и сестер.

Матахати сделал шаг вперед и осторожно, словно протягивая руку к бутону белой розы, прошептал:

– Попробуем сначала, Оцу. Пять лет не вернешь, но начнем новую жизнь вместе, ты и я!

– Матахати, ты грезишь наяву, – прозвучал бесстрастный голос. – Главное – не ушедшее время, а пропасть, которая пролегла между нашими сердцами и судьбами.

– Знаю. Я хотел бы завоевать твою любовь. Не стоит, верно, говорить, но мой проступок мог бы совершить любой человек по молодости лет.

– Говори, что угодно, все равно я никогда не поверю ни единому твоему слову.

– Я сознаю вину перед тобой. Подумай, Оцу! Я – мужчина и прошу прощения у женщины. Неужели ты не понимаешь, как это тяжело?

– Оставь это! Если ты мужчина, то и поступай как подобает настоящему мужчине.

– Оцу, ты дороже всего в моей жизни! Хочешь, я на коленях буду молить у тебя прощения? Я поклянусь, поклянусь всем, чем ты захочешь!