Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

Где истоки убежденности этого человека? Истоки воли?..

Что это — фанатичная убежденность, увлекшая значительную часть народа (отрезвление наступило очень скоро, но «женевская» тварь вырывала каждого, кто вдруг начинал видеть), месть за гибель любимого брата, боль за народ, принявшая столь уродливую форму? Как в схему втискивать жизнь и казнить миллионы в угоду каждой букве своей утопии? Откуда эта совершенная глухота к практике применения идей? Откуда эта решимость залить мир кровью ради своей утопии?

Мысль о всеобщем благоденствии, которое ждет всех за этими морями крови, муками и воплями обездоленных, оскорбленных, поруганных?!

Исторический выбор, сделанный народом… Народ выбрал не террор, не красную рубаху ката и палача с колпаком и прорезью для глаз.

Ленин разорил Россию бессмысленно и зло. И в этом ему явилась верной опорой партия. Она и до сих пор разоряет родную землю. Быть в этой партии — бесчестье, это клеймо волка среди людей.

В любом обществе водится зло, горе, несчастье, но ведь нашему были обещаны рай и справедливость. Народ поверил, а ему набросили на шею петлю и, как в столетия монголо-татарского ига, поволокли за лошадью.

И погнали народ через безгласную покорность.

От марксизма, от Ленина, от революции было усвоено: давить! И это «давить» было перенесено на всю дальнейшую жизнь…

И я вчитываюсь, вчитываюсь в газету…

Поморщился на подоконник: в окурках, горках пепла… И пол тоже, чтоб ему!.. Семен Григорьевич огляделся… И это кабинет начальника революционной службы по охране трудового люда? Надо взять из дома веник и самому подметать. Ну не хватает на все!

С удовлетворением подумал о допросах: удаются. А коли начистоту, то работу чека на три четверти обеспечивают доносы. Без них, считай, застопорит машина по «обезврежению» всего несогласного с большевиками элемента.

Доносы, конечно, не украшают людей, но новая мораль требует жертв. Иначе как до чистого дойти?..

Не ведает товарищ Чудновский, каков он со стороны.

Самый коротенький из мужчин и тот определенно окажется подлиныпе (при старом режиме Чудновский был освобожден от воинской повинности). Зато в плечах — ну самый настоящий хват. И басище — аж ноги играют в коленях. Дамы тонкого воспитания, случалось, на допросах пускали под себя, не говоря уж об обмороках. И глаза: веки припухлые, толстые, багровые, белки тоже кровью подернуты (от недосыпов). При этом весь в черной коже, ремнях и с маузером (маузеру он дает работу, не «ржавит», ведет счет классовому врагу). И все ничего, пока за столом, на подушках. А как вскочит, пойдет…

Вот показания свидетеля из той, полувековой с лишним давности:

«Даже бывалому, стреляному человеку устоять было не под силу, а ведь ему приводили голодных, иззябших, обезумевших от переживаний и потрясений. А ну покукуй в камере на кислой капусте… Гнилая она, вонючая, поносы от нее… В камере холодюга. А параша?.. Нарочно не выдумаешь унижения подлее. И тут не человек, а явление! Не сомневаюсь: он это сознавал — и пользовался. За жизнь уже привык к обидам за рост. А голосина?! И в лице никакой игры чувств. Отвратительная белая маска. Подавляющее большинство сразу же ломалось. Я свидетелем проходил, передо мной он не играл. Да и что играть? Я почти мальчиком был, едва за шестнадцать шагнул… Но и от естественности его было жутко… Понаплел я ему… Он только записи делал. Никакой душевной силы возражать — вот даже на ноготок! Не потому, что я совсем желторотым был. Что значит — желторотый? Брата схоронил. Отца на глазах пристрелили… И насколько знаю, не один я себя так вел. Крест на моей совести… Знаете, что такое — пахнуть тюрьмой?..»

Помнится, я ответил, что в своем Отечестве мы все пахнем тюрьмой.

Я уже уразумел тогда: тотемный знак России — трупы…

Верховного Правителя России адмирала Колчака так или иначе предали все, кроме Анны Тимиревой.

Анна Васильевна родилась в 1893 г., умерла в 1975-м. Ее отец, Василий Ильич Сафонов [139] В советской литературе имя Сафонова практически отсутствовало вплоть до 50-х годов. 100-летний юбилей его был отмечен в 1959-м. Победа Вана Клайберна на Первом международном конкурсе им. П. И. Чайковского (Москва, 1958) вызвала волну интереса к творчеству Сафонова — В. Клайберн является учеником Р. Я. Бесси-Л евиной, принадлежащей к пианистической школе Сафонова. , пианист, дирижер, с 1889 г. был директором Московской консерватории. В 1906–1909 гг. жил в США, был дирижером филармонии и одновременно директором Национальной консерватории в Нью-Йорке. Затем вел концертную работу в России, создал свою пианистическую школу — среди его учеников: Скрябин, Гедике, сестры Гнесины и др. В 1912 г. основал музыкальную школу на Кавказских Минеральных Водах (ныне музыкальная школа № 1 в г. Пятигорске), где имелась стипендия на его деньги.

Анна Васильевна, как и все дети Сафоновых, родилась в Кисловодске, в просторном родовом доме. Их было десять детей, Анна была шестым по счету ребенком.

Всю жизнь Анна Васильевна была стройной и милой, просто очаровательной, но все помнят ее только… седой. Очень пышные, густые волосы, но все до единого седые. У нее были желто-коричневые глаза и чистый приятный голос. Образование получила домашнее и гимназическое. Свободно владела французским и немецким.

Анна Васильевна вышла замуж за Сергея Николаевича Тимирева — военно-морского офицера. Последние Тимиревы были людьми уже чисто интеллигентных профессий.

В 1914 г. Анна Васильевна родила сына Владимира, и почти тогда же, весной, за четыре месяца до войны, они познакомились в Гельсингфорсе (Хельсинки) с Колчаком. И полюбили друг Друга.

Судьба распорядилась так, что встречи их были нечасты. И только уже в 1918-м в Харбине они нашли друг друга, чтобы быть вместе. Всего два года спустя — выдача в Иркутске Александра Васильевича, тюрьма, расстрел любимого человека и чернота заточения для нее на многие годы.

Анна Васильевна Тимирева оставила после себя «Воспоминания». Я не мог прочесть их в годы, когда складывал свою книгу. Следы прошлого не были доступны взгляду, хотя я и мучительно пытался разглядеть их. Лишь чьи-то косвенные свидетельства, скупые и очень робкие, позволяли увидеть ничтожный штрих, услышать обрывок голоса. И даже эта кропотливая и осторожная работа таила в себе риск разбиться. А воспоминания Анны Васильевны к тому же были ею утаены до лучших времен, когда наконец распадутся объятия скелета-чудовища, и люди смогут дышать полной грудью, и псы чекисты перестанут бежать за ними, ловя каждое слово, каждое признание… Люди будут распрямленно, с достоинством ходить по земле…

История борьбы Александра Васильевича с большевизмом, история его и ее любви являются частью содержания «Огненного Креста». Но главным для меня представлялось все же другое; оно захватывало меня, не давало покоя: на судьбах Александра Колчака и Анны Тимиревой я старался проследить смысл столкновения так называемого старого мира с новым, большевизма (коммунистической идеи) — с совокупностью воззрений этого старого мира (весьма широких по своему диапазону — от монархических до эсеровских) и в конечном итоге — Зла и Добра.