Клыч Кулиев - Махтумкули

Лаская ее, Бегенч вслух мечтал, как прекрасно заживут они, какое хозяйство заведут. Джерен слушала его с легкой улыбкой на утомленном лице, веки ее медленно тяжелели и падали, чтобы сразу же испуганно взметнуться кверху.

— Спи, любимая! — прошептал Бегенч, жадно вдыхая волнующий запах ее щек. — Спи спокойно. Я буду охранять твой сон. Ни злой человек, ни злой дух не подойдут к твоему изголовью, пока я с тобой.

И вдруг Бегенч насторожился, прислушался. Неясный тревожный шум нарастал за стеной. Сначала был слышен лай осатаневших от ярости собак и неясные человеческие голоса, потом раздался отчетливый крик, от которого зашлось сердце: "Люди, вставайте! Кизылбаши напали! Вставайте!..".

Бегенч подскочил, как ужаленный, кинулся к сапогам.

— Что за шум, милый? — спросила не успевшая уснуть Джерен. — Что случилось?

Бегенч торопливо — без носков — обулся, схватил саблю.

— Не бойся, Джерен-джан! Только дверь запри изнутри и никому не открывай!

— Не оставляй меня одну, Бегенч! Я боюсь!

Уже с порога он вернулся к ней, обнял, заглядывая в глаза:

— Все будет хорошо, милая! Я не оставлю тебя одну.

Прибежала растерянная Сабыр — мать Бегенча. Она заперла дверь за сыном, обняла плачущую невестку:

— Успокойся, дитя мое… Успокойся, Джерен-джан… Аллах милостив.

Шум, начавшийся на восточной окраине села, мгновенно перекинулся на западную. Плач женщин и детей, крики мужчин, ржание коней и лай собак — вся эта волна ночного ужаса подкатывалась все ближе. Несколько человек с криком пробежали мимо кибитки. Сабыр теснее прижала к себе Джерен, не в силах удержать слез, исступленно зашептала:

— О аллах пресветлый! Прояви милость свою…

Близкий лязг сталкивающихся сабель заставил ее оборвать молитву и прислушаться. Донесся задыхающийся голос Бегенча:

— Джерен!.. Мама! Выходите из кибитки!.. Бегите к оврагу!..

Джерен метнулась к двери и выскочила на улицу. Первое, что она увидела, был Бегенч, отступающий перед двумя здоровенными кизылбашами.

Не помня себя, Джерен схватила стоявший у порога узкогорлый рычаг с водой и кинулась на выручку Бегенча. Но не приспособлены для схваток женские руки — кумган, которым она метилась в голову кизылбаша, упал на землю. Второй кизылбаш, почти не глядя, махнул в ее сторону саблей. На волосок от лица тонко свистнул рассеченный воздух. Она отшатнулась.

— Джерен! — сердито закричал увидевший ее Бегенч, отмахиваясь саблей от наседающих врагов. — Уходи отсюда!.. Мама! Уведи ее!..

Сабыр, плача, ухватила Джерен за руку.

— Пойдем, дитя мое! Пойдем в овраг!..

Но уйти им не удалось.

В зловещем отблеске разгорающегося пожара появился тот, в храбрости которому Адна-сердар отказал вечером, — сам Шатырбек. Его сопровождали двое рослых нукеров с обнаженными саблями.

Заметив женщин, Шатырбек приказал:

— Взять!

Догадливые нукеры, оставив без внимания Сабыр, схватили Джерен. Завернув ей руки за спину, потащили, упирающуюся, к своему повелителю.

— Отпустите ее, нечестивцы! — завопила Сабыр, бросаясь вслед.

Шатырбек обеими руками приподнял лицо Джерен, поцокал языком, глядя в ее горящие страхом и ненавистью глаза:

— Да… Хороша!.. Уведите ее!

Всего несколько мгновений назад прозвучали эти же слова, но какая между ними лежала бездна.

Изогнувшись, Джерен что есть силы ударила ногой в толстый живот Шатырбека. Шатырбек изумленно икнул, ощерился, обнажив крупные крепкие, как у коня, зубы, зло посмотрел на Джерен. Потом перевел взгляд на нукеров и гаркнул:

— Свяжите ей руки и уведите!

Сабыр изо всех сил вцепилась в халат Шатырбека, потащилась за ним по дорожной пыли.

— Жертвой твоей стану, хаким-джан, не трогай дитя мое, отпусти ее!

Шатырбек равнодушно пнул ее кованым каблуком, и старуха, захлебнувшись криком, покатилась по земле.

Подбежали еще два нукера.

— Обыщите! — Шатырбек кивнул им на кибитку Бегенча.

— Вах, Бегенч-джан!.. — плакала Сабыр, стукаясь лбом о твердую землю. — Бегенч-джан, где ты?.. Джерен ушла из рук твоих, упорхнула птичка!.. Ой, люди, спешите!.. Закатилось мое солнце!..

Она плакала и причитала до тех пор, пока не подбежал к ней Атаназар. Он был бос, без шапки, весь испачкан кровью — своей ли, чужой, не разобрать. В руке он держал обломок сабли.

— Где невестка, мать?

— Ой, поспеши, сынок! — простонала Сабыр. — Ушла из рук наших невестка, ушла… Ой, поспеши!..

Невдалеке утробно завыл сурнай [60] Сурнай — духовой музыкальный инструмент. . Два кизылбаша, грабившие кибитку, выскочили наружу с узлами за спиной.

— Не уйдете, гады! — бросился к ним Атаназар.

Один из кизылбашей, кинув узел награбленного, побежал со всех ног. Второй схватился за саблю. Аганазару пришлось худо. Несмотря на немалую силу и умение владеть оружием, ом вынужден был попятиться: обломок сабли — не сабля, да и кизылбаш был, видно, не из последних рубак. Он злобно хакал и рубил так, что Атаназар едва успевал уворачиваться.

Неизвестно, чем бы кончилась схватка, если бы не подбежал запыхавшийся Тархан. Перед двумя противниками кизылбаш дрогнул и начал отступать. Но не успел он сделать и трех шагов, как сабля Тархана вонзилась ему в бок. Он охнул и свалился.

Призыв сурная прозвучал снова.

Враг ушел, но люди все еще не осмеливались вернуться домой. Всю ночь до рассвета просидели они в овраге, на окраине аула.

Молодая женщина, прижав к себе маленького ребенка, тихо плакала возле бездыханного мужа. Только что у нее был дом, семья, будущее. Все рухнуло в один миг: имущество разграблено, ребенок осиротел, будущее черным-черно.

Под сухим кустом черкеза опухшая от слез Сабыр прикладывала мокрый платок к голове Бегенча. Она одновременно и горько сетует на судьбу и благодарит ее за то, что Бегенч уцелел в эту страшную ночь. Но где сейчас несчастная Джерен? До сих пор ее призыв о помощи звучит в ушах Сабыр, терзая душу. Не может забыть старая Сабыр, как бессильно сопротивлялась врагам Джерен.

Превозмогая боль, разламывающую голову, думал об участи жены и Бегенч. Надо бы немедленно идти выручать ее, но нет сил подняться — проклятый кизылбаш так хватил его чем-то по голове, что он с трудом пришел в сознание. Хорошо еще, что не саблей ударил…

Неподалеку на земле извивалась и стонала изможденная женщина. Со дня на день она ждала появления на свет ребенка. Теперь не будет у нее сына — он родился преждевременно и мертвым.

Казалось, все несчастья мира собрались в этом овраге. Люди сидели, горестно покачивая головами. Со всех сторон раздавались жалобные причитания. Беда была общая, но у каждого болела своя рана.

Небо на востоке стало постепенно светлеть. Окрасив горы ярким заревом, появилось солнце.