Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

— Кто? — перебил его спарапет, надеясь, что Мовсеса отправил к нему Давид-Бек.

— Послала к тебе моя совесть, — ответил Мовсес. — Прошу тебя с мольбой, присоединись к Беку, помирись с ним…

— Никогда! — загремел спарапет. — После оскорбления, которое он нанес мне, я не протяну ему руки. Пусть он мирится с шахом. Если ты задумал примирить меня с Беком, так знай — этого не будет.

— Тэр спарапет!

— Все… Оставайся сколько хочешь или уходи когда угодно. Моя нога не ступит в Алидзор. Я отправляюсь на север. Со стороны Севанского моря турецкий отряд теснит гегаркуникского мелика Абова Мелик-Шахназаряна. Я иду на помощь соседу. Вот и все. Доброго пути…

Но случилось неожиданное. Вдруг Сатеник и Мовсес опустились перед ним на колени, а сын припал к ногам отца.

— Или убей нас, или иди на помощь Давид-Беку! — крикнула тикин Сатеник.

Спарапет, не ожидавший подобной дерзости, на минуту онемел. Затем вскочил с места, стал босыми ногами на землю и зарычал от бешенства.

Гость, сын и жена, перебивая друг друга, стали умолять его. Сатеник сквозь рыдания угрожала именем бога. Но Мхитар остался непоколебимым. Топая ногами, он накричал на жену, велел ей убираться вон.

— Слышите? Вон! Сейчас же, сию же секунду убирайтесь вон! Не то… — Схватив сына и Мовсеса за шиворот, вытолкал их из шатра. Затем, вызвав воинов, приказал: — Сейчас же проводите мою супругу и сына в Дзагедзор. Немедленно. Оседлайте коней, поскорей!

Сатеник решительно поднялась.

— Да будешь проклят богом, если не исполнишь мою волю! — воскликнула она и вышла из шатра…

Спустя три дня Сатеник и Агарон достигли долины реки Варарак. Невдалеке показался замок Дзагедзор.

— Поезжайте на север! — приказала Сатеник воинам.

— Куда мы едем, мать? — забеспокоился сын.

— В Пхндзакар, — простонала мать. — Только Гоар сможет сломить упорство твоего отца.

Она отвернулась, чтобы сын не заметил полившихся из ее глаз горьких слез.

Стояли жаркие июльские дни. Под палящим солнцем выгорела вся скудная растительность ущелья Аракса. Высохли карликовые кусты шиповника, завяла трава. Земля трескалась от зноя. Жаром дышали раскаленные скалы. Давно не было дождя.

Армия Давид-Бека расположилась между городами Агулис и Ордувар, среди голых камней. Внизу тянулась узкая долина Мараги. Целый месяц войска строили укрепления на подступах к этим двум расположенным недалеко друг от друга городам. В садах селения Дашт были установлены три легкие пушки. Путь вражеской коннице должен был преградить глубокий ров, вырытый от Аракса до Агулисской горы. Во рвах, на искусственных холмах и валах — везде стояли войска, готовые в любую минуту встретить врага.

Двадцать седьмого июля на западном склоне долины показались передовые части противника. Османская армия вступала в ущелье Аракса. Небольшие отряды турецких всадников, смело продвигаясь вперед, достигли прибрежных тростниковых зарослей Аракса, поднялись на холмы и стали беспокойно озирать сторону Ордувара и Агулиса. До полудня они безнаказанно разъезжали в долине, затем неспешно удалились.

Армяне всю ночь не сомкнули глаз. Лазутчики, вернувшиеся со стороны Нахичевана, сообщили, что большая турецкая армия поднялась с места и ползет медленно к Мараге. На рассвете она уже расположилась по западной вершине узкой долины — от Аракса до холма селения Цгнэ. Эта часть долины почернела от бесчисленных шатров неприятельских войск.

Глухой шум гигантского лагеря доносился до армян, которые в немой тревоге следили за каждым его движением.

Чуть позади расположения турецкой армии на высоком холме вырос красный шатер сераскяра с черными и желтыми полосами. Над ним стояло султанское знамя. Над войском кружили стаи хищных птиц.

До вечера было спокойно. Под вечер около пятисот всадников, оторвавшись от серой массы, поскакали в сторону расположения армянских войск.

Давид-Бек стоял на невысоком холме в центре лагеря. Здесь были князь Баяндур со своими помощниками — военачальниками Захарией и Ованесом, мегринские Константин и Сари, сотник Шиванидзора Саркис, Гиджи из Татева, дизакский мелик Еган, кривошеий военачальник Бали, брат князя Тороса — мелик Нубар, старейшина Агулиса мелик Муси, Казар из Большого Гайлаберда, сотник Адам багабердский, мелик Мага из Джуги со своим сыном Тиланчи-Беком, инок Мовсес, два персидских хана и несколько сотников.

Начальники ополченского полка, находившиеся тоже здесь, с удивлением и тревогой смотрели на турецкое войско, занявшее половину долины.

— Хотят прощупать наше расположение, — сказал Бек, указывая на турецких всадников.

— Прикажи открыть огонь по ним из пушек, — попросил князь Баяндур.

— Не торопись! — ответил спокойно Бек. — Придет время… Если подойдут ближе, встречайте ружейным огнем.

Но турки не приблизились. Поскакали влево, затем, повернув назад, удалились…

Стемнело. От бесчисленных костров османской армии небо стало кроваво-пурпурным, звезды потускнели.

Армянские военачальники, тесным кольцом окружившие Бека на холме, высказывали свои предположения — откуда следует ожидать первые удары турецкой армии. Бек молча слушал. Он не вмешивался в их споры, не высказывал своего мнения. Он думал о возможных действиях врага. Его удивляло, как такой испытанный полководец, каким являлся Абдулла паша, решился с восьмидесятитысячной армией принять бой в узкой долине Мараги, где его войска будут лишены возможности развернуться. «Вероятно, он бросит в бой не все войска одновременно», — думал Бек. И это радовало его. Если турки на самом деле выступят по частям, ему нетрудно будет разбить их с укрепленных и выгодных позиций. А если Абдулла бросит всю армию в бой, то его полки неизбежно помешают друг другу, и у них не будет места развернуться и маневрировать. Так или иначе завтра — сражение. Против восьмидесятитысячной армии врага стоят двадцать две тысячи армянских и пять тысяч персидских войск. Завтра на поле Мараги решится судьба маленькой Армянской страны. Падут многие вот из этих горячо спорящих друг с другом военачальников. Падут, но не дрогнут перед силою врага. Здесь нужно нанести решительный, сокрушительный удар. Если даже победа не будет полной, она все же еще раз покажет врагу нашу решительность, силу и вселит в его душу страх. Для оставшихся в живых это будет последнее сражение, и наступит конец. Наступит ли? Где конец? Начало было, а конца не видно. Так и будут жить, вечно сражаясь, всем народом, в бедствиях и невзгодах, которые из века в век, беспрерывно падают на голову армян.

Грустные мысли о поступке спарапета, о его вероломстве, тяжелым камнем давили сердце Бека. «Покинул, не вернулся. С десятитысячным войском сидит в Шахапунике, в то время когда здесь решается судьба страны. Эх, Мхитар, Мхитар… Ты отважен и храбр, знаю. Но почему так слеп и наивен в дипломатии?..»