Алла Бегунова - С любовью, верой и отвагой

Через час с установкой мебели, доставленной из Сарапула и принадлежавшей ещё батюшке Андрею Васильевичу, было покончено.

Дуровы собрались в столовой, где прислуга накрыла обеденный стол. Василий пригубил бокал вина:

— С новосельем вас, милые мои сестрицы!

— Дай Бог нам тут жить долго, тихо и спокойно... — Клеопатра перекрестилась.

— Сие не только в воле Господа Бога, но и в распоряжении человека находится. — Надежда посмотрела на брата.

— Не беспокойтесь, любезная Надежда Андреевна, — он выдержал её взгляд, — прежнего не будет...

Василий дулся на старшую сестру за её поступок больше года. Но внезапно все переменилось. В Вятскую губернию назначили другого губернатора. На конфликт Дурова с протоиереем и его отставку он взглянул совершенно иначе, и в июне 1831 года молодой чиновник получил назначение на должность градоначальника в Елабугу, город поменьше, чем Сарапул, расположенный южнее по течению Камы.

Василий написал Надежде в Малмыж, что их ссора была пустячной. Он сообщил о своём возвращении на статскую службу и позвал её с собой на новое место — обживаться. Понимая, как полезно в его холостяцком доме в чужом городе будет присутствие рачительной хозяйки, Дуров-младший осыпал сестру комплиментами. Она размышляла недолго и дала согласие.

К этому времени в семье Пучкиных также произошли изменения. Умерла Евгения, чья болезнь напоминала Надежде страдания их покойной матушки Анастасии Ивановны. Михаил Пучкин двух старших сыновей отдал в кадетский корпус, две дочери могли оставаться пока с его роднёй, а сам он собирался переехать в Астрахань, где обещали ему должность вице-губернатора.

Уезжать так далеко от родных мест Надежде не хотелось, да и климат в Астрахани, как ей говорили, был очень плохой: жаркий, малярийный. Она попрощалась с семьёй своей умершей сестры, уложила походный сундучок, взяла саквояж с рукописями и дневниками, две связки любимых книг и отправилась в Елабугу, едва Василий снял там подходящее жильё.

Поселиться теперь они хотели втроём: Василий, Клеопатра и Надежда. Вдова Евгения Степановна с дочерью Лизой осталась в Сарапуле. Дуровы выделили ей её долю в наследстве отца: старый дом на Владимирской. Может быть, она не очень была довольна этим, но промолчала. Любить её дети Андрея Васильевича никак не могли, однако, памятуя его предсмертные слова, все эти годы не обижали, кормили, поили и деньги на необходимые расходы давали.

Добираться до Елабуги Надежда решила водным путём. Навигация уже заканчивалась, но она успела спуститься от Малмыжа вниз по реке Вятке до её слияния с Камой, а потом, сев на колёсный пароходик, поднялась по Каме вверх. Подъезжая к Елабуге, ещё издали — вёрст за пятнадцать — Надежда увидела городок с большими церквами и домами, как бы прятавшийся в лесу. Елабуга стояла в двух вёрстах от Камы, на высоком взгорье, над речкой Тоймой.

Три церкви и дома между ними на Набережной напомнили Надежде родной Сарапул. Густые леса, окружавшие город, создавали своеобразный фон для этих зданий и подчёркивали соразмерность и красоту тонких колоколен, золотых куполов, седых высоких стен. Со стороны Камы Елабуга казалась сказочным градом Китежем, вставшим из тьмы векового соснового бора над светлой водой точно по мановению волшебной палочки.

Город Надежде понравился: удивительно чистый воздух, тенистые улочки, кругом тишина и покой. Особенно её заинтересовало Чёртово городище — остатки каких-то старинных крепостных сооружений, расположенные в версте от Елабуги на горе. Хорошо сохранилась только одна башня из некрупного серого камня. Рядом с ней выступали из земли фундаменты нескольких мощных стен.

Постукивая по ним тростью, Надежда мерила шагами их длину и ширину и воображала себе страшные битвы, некогда гремевшие здесь. Сшибались одна с другой средневековые рати, звенели мечи, свистели стрелы, ржали кони, гудели набаты, играли военные трубы. Описать бы всё это в назидание потомству, для воспитания в нём гордости за край родной...

У Карамзина во втором томе его «Истории государства Российского», в главе шестнадцатой, она прочитала о городе Бряхимове-на-Каме. В Елабуге говорили, что он в XII веке как раз и стоял здесь. Город этот был взят приступом князем Андреем Боголюбским, который разбил племена булгар и завладел их крепостью. В середине XVI века на берега Камы явилось войско московского государя Ивана Грозного. После покорения Казани он велел основать у Чёртова городища православный мужской монастырь и назвал его Троицким.

По Каме государь отправился в Соликамск, дорогою заболел и остановился при устье реки Тоймы в селе, где заложил церковь и пожертвовал ей икону Трёх Святителей. Село было на сто четыре крестьянских двора и с тех пор стало называться Тресвятским или Трёхсвятским. Лишь в 1780 году переименовали его в город Елабугу.

Жители отнеслись к новому градоначальнику и его семье весьма приветливо и радушно. В первое же воскресенье Дуровы пошли на богослужение в Спасский собор — о пяти главах, с двухэтажной пристройкой для духовного правления. Служба шла в зимнем двухпридельном храме, где находилась главная святыня собора, известная на всю округу, — чудотворная икона Нерукотворного образа Спасителя размером в два аршина пять вершков высоты и один аршин тринадцать вершков ширины в серебряной позолоченной ризе.

Голос городского протоиерея Павла Юрьева звучал в храме тихо, но явственно. После литургии Василий Дуров и его сёстры подошли к нему для пастырского благословения. Когда Надежда, преклонив колена, поцеловала его руку, то старенький, седовласый протоиерей, неуловимо похожий на святого Николая Угодника, положил свою пухлую ладонь на русые, коротко стриженные волосы штабс-ротмистра Александрова:

— Благословляю вас, сын мой. Для Господа нашего Иисуса Христа нет ни римлянина, ни иудея. Тако ж являл Сын Божий милость к жёнам-мироносицам, в сердце хранившим веру в Него...

При этом витиеватом изречении святого отца Надежде оставалось успокоиться и возобновить в Елабуге свой обычный образ жизни и любимые занятия. Неделю спустя купила она верховую лошадь, седло и разные принадлежности для ухода за ней. Затем отправилась на первую верховую прогулку к озёрам Долгое и Лужи.

Первозданность и дикость здешней природы, леса, полные дичи, навели Надежду на мысль об охоте, развлечении, со времени её службы в Мариупольском полку почти забытом. В соседнем с Елабугой селе Сарали у богатого заводчика Красильникова была небольшая псарня, и он продал Надежде хорошую собаку. Два отлично пристрелянных штуцера зачем-то держал в доме Василий, хотя сам охоту не любил. Теперь бывало, Надежда до рассвета уходила из дома с ружьём на плече и в сопровождении рыжего кудлатого Фингала, а возвращалась в город чуть ли не к полночи с парой-другой вальдшнепов на ягдташе.