Павел Басинский - Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Не забудем, что эта девушка в России встречалась с такими людьми, как Гревс, Введенский, Меньшиков, Короленко… Она едва не стала членом Братства Неплюева… Ее родная тетка Евпраксия Георгиевна Оловянишникова была миллионершей и владелицей крупнейших сталелитейных предприятий в России… К Лизе почти сватался другой миллионер — Поляков, вокруг которого водили хороводы все передовые поэты России.

В кого же она влюбилась в Париже? В господина “в цилиндре”, который ему так идет?

Она ничего не пишет в дневнике о своих мыслях. Но мы можем осторожно предположить, что именно в тот вечер она и задумала свой роковой роман. Это роман о том, что ее любовь гораздо больше того, кого она полюбила. А полюбила она, положа руку на сердце, ничтожество. Но она докажет — не бумагой, а ценой всей жизни! — что ее, Дьяконовой, любовь представляет такую ценность, которая и не снилась мужчинам на этой земле!

Только еще не знает как.

Не забудем, однако, что Дьяконова не была Пигмалионом. И силой одного воображения создать свой идеал она не могла. В литературном отношении вкусы Лизы были традиционны. Русская, или немецкая, или французская романистика требовала героя . И этим героем для нее мог стать только живой Ленселе. Тем более что по-женски она все-таки испытывала к нему любовные чувства. Она, которая долгое время не позволяла себе влюбляться, потому что это было ей “не нужно”, это было “лишнее”, впервые почувствовала в себе обыкновенную потребность в любви. Вот такой запоздалой любви в 26 лет. И это сильно осложнило писание ее романа.

Она ведет себя противоречиво, но это и доказывает, что она не просто художник, а еще и живой человек, девушка .

Не прошло и шести дней после встречи с Ленселе, а она уже пишет ему новое письмо. При этом логика Лизы — удивительна!

Написала ему сегодня письмо, что, если не получу ответа до 3-х часов в пятницу — значит, он свободен, и я приду вечером.

Это называется навязываться на свидание.

Накануне пятницы она тщательно продумывает свой туалет. Что-то подсказывает ей, что необходимо соединить в своей одежде полутраур и изящество.

Накануне принесли полутраурное серое платье: я сама придумала фасон — гладкий лиф с белой косынкой Marie-Antoinette [48] Стиль эпохи рококо. . Я очень люблю этот жанр… Но насколько наши русские портнихи не умеют понимать идей заказчиц и исполнять их, — настолько здесь всякая последняя швея — художница.

Она с наслаждением вертится перед зеркалом.

Теперь, в эту минуту, одеваться доставляло мне такое же наслаждение, как год тому назад — чтение Лаврентьевской летописи [49] Одна из древнейших русских летописей, названная по имени монаха Лаврентия. Хранилась в Рождественском монастыре города Владимира, в 1792 году была куплена графом Мусиным-Пушкиным и подарена Александру I, который передал ее в Императорскую публичную библиотеку (ныне РНБ). Дьяконова читала ее на Бестужевских курсах. .

Она любовалась своим отражением, и “сознание того, что я молода и хороша собой, — наполняло меня чем-то новым. Как я могла прожить на свете столько лет — и не знать и не замечать своей внешности!”

В пятницу, когда она уже прикалывала шляпку, в дверь постучалась хозяйка пансиона. Она похвалила Лизу (“О-о, да вы стали совсем парижанка!”) и подала ей телеграмму.

Мадемуазель.

Не приходите сегодня вечером, нам не удастся переговорить. Поверьте, что я искренне сожалею… С уважением, преданный Вам Е. Ленселе.

Вечером пришел паж Геррманнсен. Они отправились гулять в сквер. “Он что-то говорил… я не слушала”.

Наступило начало лета. 2 июня, в Троицын день, Лиза продолжала думать… нет, не о Ленселе, а о своей любви к нему, в которой она была не уверена.

Неужели я полюбила его? До сих пор я не знала, что такое любовь… и не понимала. Ну, что ж? все надо знать, все надо испытать в этом мире… А любовь для меня — нечто такое новое-новое… Какое-то радостное и гордое чувство наполняет душу. Мне кажется, будто я не жила до сих пор, точно чего-то ждала… а теперь — начинается жизнь.

Отказав девушке в одной встрече, Ленселе через несколько дней пишет ей еще одно письмо. Зачем? Ведь она не просила его о новом свидании.

Мадемуазель, на несколько дней я уезжаю в деревню, и до своего возвращения мне не удастся назначить день нашей возможной встречи в Бусико. Надеюсь, что Вы находитесь в добром здравии и уже приступили к серьезному изучению права. Работа — вот лучшее лекарство от тягостных мыслей. Примите заверения, мадемуазель, в моем самом искреннем расположении к Вам.

Е. Ленселе .

Но прежние отношения с интерном в бархатной шапочке ее уже не устраивают. Лиза впервые почувствовала в себе любовь и с глубоким интересом всматривается в себя. Что это? “Точно ли, правда ли?” Насколько велика сила ее любви к обычному человеку? Для проверки этого чувства ей просто необходима встреча… Дьяконова испытывает не его. С ним ей, в общем-то, все ясно. Она испытывает себя. Свою новую проснувшуюся в ней природу.

А он, видите ли, уехал в деревню!

Что же делает наша героиня в этой ситуации? Она, по совету героя, начинает усердно читать учебники. Но через несколько дней “отбросила в сторону толстый том конституционного права… и выглянула в окно”. Была дивная летняя ночь!

Это в России курсистки могли разгуливать по ночному Петербургу с книгами под мышками. В Париже одинокой девушке на темной улице появляться было, мягко говоря, предосудительно. Да и просто опасно. Ее приняли бы за ночную бабочку.

Но именно это она и делает. Ей важно доказать себе, что она свободна в своей любви и ради своего героя готова на все.

Какие это вздорные предрассудки, что опасно ходить одной по Парижу поздно вечером! Раз навсегда освободившись от всех предрассудков, я всюду и во всякий час хожу одна. И теперь, конечно, не стала отказывать себе в исполнении этой фантазии.

Фантазия состояла в том, чтобы посмотреть на дом, в котором живет ее герой. Однажды Лиза “случайно” увидела его адрес в медицинском справочнике.

Найдя дом Ленселе на Rue Brèzin, она села на скамью в сквере.

Тишина, чудная тишина ночи охватила меня. Кругом — громадный город спал со всеми своими разнообразными горестями и радостями, надеждами и неудачами. А когда люди спят — начинает говорить природа. Деревья, посаженные в каменной мостовой, окруженные железными решетками около корней, — как закованные пленники исполняют днем свою службу: украшают город, дают тень… Звон колоколов и уличный шум заглушают поэтический шорох их листьев… И, казалось, вечером они рассказывают друг другу о том, что видели и слышали за день… Торжественное спокойствие ночи захватывало и меня…