Пьер-Луи Ганьон - Исчезновение Ивана Бунина [litres]

Коллонтай заколебалась: моллюски или фрикадельки?

– Рекомендую жареную лососину и овощной суп, – заметил хозяин таверны.

– Тогда, пожалуй, филе судака с артишоками и капустой. Будет по-скандинавски?

– Вполне, – заверил ее Лагерквист. – Мне то же самое. И вашего лучшего вина.

С болтовни о писателях Пер Лагерквист переключился на расспросы Коллонтай о ее дипломатической работе. Ему явно не хотелось возвращаться к обсуждению вопроса о Нобелевской премии. Коллонтай, смеясь, поведала, что одной из самых странных проблем, которые ей пришлось решать в Стокгольме, был, например, импорт в Россию шведской свинины. Она взялась за дело со всей решительностью и дошла до самого Сталина. Тот неожиданно проявил к этой истории интерес и дал ей зеленый свет.

– И впрямь удивительно! – обронил Лагерквист.

Но вот о чем Коллонтай предпочла умолчать, так это о том, сколько сил она приложила, чтобы не допустить приезда в Стокгольм Льва Троцкого. Сосланный в Турцию создатель Красной армии и бывший председатель Реввоенсовета был заклятым врагом Сталина. Москве удалось – при содействии Коминтерна и не брезгуя никакими средствами – сорвать его поездку по странам Европы, приуроченную к празднованию пятнадцатой годовщины революции, и Троцкий так и не добрался почти ни до одной столицы.

Коллонтай похвасталась также своими успехами в финансовой сфере: благодаря тесным контактам с Пером Альбином Ханссоном она добилась возвращения из Швеции русского золота на сумму десять миллионов долларов, которое Временное правительство Александра Керенского в период своего краткосрочного пребывания у власти разместило в шведских банках.

– Именно этому я обязана своей продолжительной дипломатической карьерой. Сам Сталин сказал, что я совершила подвиг. Если бы не это золото, не знаю, где я была бы сейчас.

Лагерквист ответил на ее откровенность смущенной улыбкой и закурил новую сигарету.

– Но вернемся к Нобелевской премии, – предложила Коллонтай. – Я хотела бы прояснить вам позицию моего правительства.

Лагерквист слушал Коллонтай с неподдельным интересом. Писатель оценил ее свободное владение шведским языком и подробные описания ее ужинов с академиками. С большинством из них Лагерквист был знаком и отлично знал, что все они оставались абсолютно глухи к риторике советского посла.

В какой-то момент Лагерквист почувствовал, что его собеседницей владеет непритворное отчаяние. Он продолжал внимательно прислушиваться к ее словам. Коллонтай призналась, что награждение Бунина будет воспринято в СССР как своего рода casus belli . Лагерквист удивился. Он не предполагал, что дело настолько серьезно.

Коллонтай прервала свою речь в защиту советской литературы и напрямую спросила, на какой способ решения этой проблемы намекал Лагерквист во время их интимной встречи на острове Кунгсхольмен.

Лагерквист не заставил долго себя упрашивать и рассказал о племяннике Альфреда Нобеля Эмануэле Нобеле. Этот богатейший человек когда-то жил в России и приобрел большую известность, а вместе с ней и влияние на Шведскую академию.

– Но ведь Эмануэль Нобель скончался в этом году? – уточнила Коллонтай.

– В самом деле. Совсем недавно. И это обстоятельство как раз может сыграть в вашу пользу.

– Но каким образом?

– Дядя Эмануэля, Альфред Нобель, назначил его своим душеприказчиком. Этим объясняется его огромное влияние на Нобелевский комитет. Исполняя предсмертную волю дяди, он сделал все, чтобы скомпрометировать кандидатуру Горького и способствовать выдвижению Бунина.

– Как интересно!

– В Эмануэле Нобеле говорило чувство мести. Ненавистные ему Советы национализировали нефтяные прииски в Баку, принадлежавшие его семье, а это было одно из крупнейших в мире предприятий по добыче нефти. Во всяком случае, в Европе крупнее его не существовало. В результате политических потрясений в России Нобели лишились значительной части своего состояния.

– Это мне известно. В последние годы семейство Нобель обращалось к нам с требованием компенсировать их потери. И речь шла не только о бакинской нефти, но также о военных заводах и роскошной недвижимости в Петербурге, которую у них тоже отобрали.

Коллонтай была знакома с Эмануэлем Нобелем. Тяжба его семьи с ее правительством длилась давно. На настойчивые просьбы Эмануэля об аудиенции Коллонтай, выполняя приказ Москвы, раз за разом отвечала отказом. Во время церемонии вручения Нобелевской премии она старалась не попадаться Эмануэлю на глаза.

Лагерквист затянулся сигаретой и мягко улыбнулся. Он знал: то, что он намерен рассказать, очень понравится советскому послу.

– Я общаюсь с наследниками Эмануэля, – признался писатель. – И лично знаком с Карлом Августом Нобелем. Он коллекционирует живопись.

– Это любопытно.

– Карл Август как-то говорил мне, что больше всего на свете мечтает вернуть собрание картин, украшавших стены их особняков в Санкт-Петербурге. Насколько я понял, на нефтяные месторождения и военные заводы Нобели махнули рукой. Но что касается произведений искусства…

– Продолжайте, пожалуйста, – подбодрила его Коллонтай, имевшая богатый опыт в переговорах подобного рода.

– Карл Август сказал мне, что он готов пойти на… как бы это выразиться… на некие договоренности. В благодарность за возвращение картин он мог бы отозвать право вето на выдвижение Горького, завещанное ему дядей Эмануэлем.

– Значит, он действительно обладает правом вето?

– На самом деле нет, – признался Лагерквист. – Но поймите: не в интересах Нобелевского комитета ссориться с этой семьей. Они слишком влиятельны, а главное, у них очень много денег. Огромное число людей живет на стокгольмские премии! Для них эта институция, извините за выражение, – настоящая дойная корова, своего рода ежегодная манна небесная, оборачивающаяся потоком выгодных контрактов…

– Вы полагаете, что Карл Август Нобель сможет выступить в нашу пользу? Поддержать нашего кандидата?

– Не знаю. В любом случае он может с вами встретиться и выслушать ваши претензии. Повторяю, он хочет получить обратно произведения искусства, которые принадлежали его семье и которые он считает своей собственностью. Это единственное его условие.

Лицо Коллонтай просветлело. Значит, Нобелевская премия за 1933 год еще не потеряна. Советский посол понимала, что вступает в крупную игру. Ей было категорически запрещено вести с Нобелями любые переговоры о полной или частичной реституции их имущества. Революция решила этот вопрос раз и навсегда.

Но, с интересом слушая Лагерквиста, Коллонтай подумала, что, пожалуй, у нее появился шанс убить одним выстрелом двух зайцев. Сделать Горького, а не Бунина лауреатом Нобелевской премии по литературе в обмен на несколько картин? Игра стоила свеч. Она отбросила сомнения. Значит, прежде чем докладывать Литвинову, ей необходимо предварительно переговорить с отпрыском семейства Нобель.